Основные положения арианской ереси сводятся к следующему. "Было время, когда существовал один только Бог Отец, нерожденный, первопричина сущего. Восхотев создать мир и зная, что мир, безконечно удаленный от Бога, не может вынести непосредственного действия Его творческой силы, Бог Отец творит из несущего посредствующее Существо между Ним и миром, — Сына Божия, дабы через Него создать мир. Как сотворенный из несущего, Сын так же изменяем по природе, как и все творения". Словом, ересь признавала Христа, Сына Божия, не Богом, Отцу единосущным, а Существом сотворенным, хотя и совершеннейшим из всех созданных существ. От своего родоначальника эта ересь известна в истории христианской Церкви под именем арианской.

Арий родился в 256 году в Ливии, по другим сведениям, в Александрии. Ученик Лукиана, пресвитера Антиохийского, Арий был человек строгой, безупречной жизни, соединявший с суровой внушительной наружностью приятное обращение; скромный с виду, он в действительности был очень честолюбив. Посвященный в диакона Петром, епископом Александрийским, Арий этим же епископом был отлучен от Церкви за деятельное сочувствие одной местной церковной партии, проникнутой раскольническими стремлениями. Преемник епископа Петра Ахилл, приняв отлученного Ария в общение с Церковью, посвятил его во пресвитера и вручил его попечению приход в Александрии. По смерти Ахилла Арий, как свидетельствуют некоторые церковные писатели, рассчитывал быть его заместителем, но на епископский престол Александрии был избран Александр.

Невозможность оставаться более в Александрии заставила Ария искать себе убежище сначала в Палестине, откуда он старался расширить круг своих сторонников, в то время как епископ Александр распространял послания, предостерегающие от увлечения еретическим учением, решительно отказываясь примириться с Арием, за коего перед ним некоторые с Евсевием,, епископом Кесарийским во главе, ходатайствовали. Удаленный из Палестины по настоянию Александрийского епископа, Арий перешел в Никомидию, где епископом был Евсевий, как и Арий, ученик и почитатель Лукиана. Один Вифинийский местный собор, руководимый Евсевием Никомидийским, признал Ария православным, и Евсевий принял его в церковное общение. В свое пребывание в Никомидии Арий составил книгу "Фалия"[1], назначенную для простолюдинов, расположение которых он умел приобретать. Здесь в легкой, общедоступной, полустихотворной форме Арий излагал свое еретическое учение о Сыне Божием, дабы укоренить его и сделать известным. Арий сочинял также песни для мельников, матросов и путешественников.

Церковная смута, поднятая ересью, разрасталась все более и более, так что сам император Константин обратил на нее свое внимание. Чтобы прекратить споры, раздиравшие Церковь, он по совету некоторых епископов, главным образом Евсевия Кесарийского, имевшего на него особенное влияние, обратился с письмом, адресованным епископам Александру и Арию, в котором призывал обоих к миру и единению[2]. С этим письмом императора в Александрию был отправлен Осия Кордубский, один из старейших и наиболее уважаемых епископов[3]. В Александрии, на месте возникновения споров, Осия убедился в необходимости решительных мер для уничтожения зла, так как несогласия в Церкви осмеивались уже в языческих театрах, а в некоторых местах, охваченных смутой, даже наносились оскорбления статуям императора. Когда Осия, возвратившись, разъяснил императору Константину действительное положение и истинную сущность дела, последний уже с подобающей серьезностью обратил внимание на несогласия в Церкви, возникшие по вине Ария. Решено было созвать Вселенский собор, чтобы восстановить нарушенный мир, церковный и общественный, а также решить недавно возобновившийся спор о времени празднования Пасхи[4]. С объединением Востока и Запада под властью одного христианского императора впервые появилась возможность созыва Вселенского собора.

Собор определено было провести в Никее. Ныне бедное селение Исник, в описываемое время Никея была главным приморским и богатым городом Вифинской области. Здесь находился обширный дворец императора и другие здания, в которых с удобством могли расположиться участники Собора; она отстояла всего на 20 миль от Никомидии, тогдашнего местопребывания императора, и была одинаково хорошо доступна и с моря, и с суши. Причем император издал особые распоряжения, которыми облегчалось прибытие созываемых епископов; содержание их на время соборных заседаний он приказал отнести на счет государства. Большая часть епископов съехалась из восточной половины империи; был один епископ из Скифии и один из Персии; с западной половины, куда еще не проникли вызванные арианством смятения, на Соборе присутствовали только Осия Кордубский, Цецилиан Карфагенский и заместители Римского престарелого епископа Сильвестра пресвитеры Витон и Вицентий. Всех епископов было 318. Историки приводят неодинаковое число членов собора. Евсевий говорит о 250, Афанасий Великий и Сократ насчитывают "более 300"; по Созомену их было "всего 320". Число 318, даваемое св. Афанасием в одном послании Африканской Церкви, а также Епифанием и Феодоритом, принято по преданию по таинственному соотношению с числом слуг Авраама (Быт. 14, 14) и потому еще, что греческое начертание его TIH напоминает крест Иисуса Христа.

Прибывших с ними пресвитеров и диаконов было более 2000 человек. Даже некоторые языческие философы являлись на Собор и вели беседы по спорным вопросам с епископами. У церковного историка (V в.) Созомена есть рассказ, как один малокнижный епископ обратил философа только прочтением ему символа веры, он же передает о Византийском епископе Александре, который лишил способности речи препиравшегося с ним философа, сказав ему: "Во имя Иисуса Христа повелеваю тебе не говорить!"

На Соборе выступали уже три сложившиеся партии: две из них держались противоположных воззрений на Лицо Сына Божия, а третья занимала среднее, примиряющее положение между двумя крайними. Православную партию составляли по преимуществу исповедники, претерпевшие мучения за имя Христово во время гонений. Члены этой партии "чуждались, — по словам Созомена, — нововведений в вере, преданной издревле"; особенно по отношению к учению о Святой Троице они считали необходимым подчинять разум святой вере, ибо "таинство Святой поклоняемой Троицы превышает всякий ум и слово, совершенно непостижимо и усвояется только верою". Поэтому на вопрос о сущности Сына Божия, подлежавший разрешению Собора, православные смотрели как на тайну, непосильную для ума человеческого, высказывая в то же время строго определенное догматическое учение, что Сын Божий есть столь же совершенный Бог, как и Отец: "Христос сказал: Аз и Отец едино есма" (Ин., 10,30). Сими словами Господь выражает не то, что два естества составляют одну ипостась[5], но то, что Сын Божий точно и совершенно удерживает и сохраняет одно естество со Отцом, имеет в Себе отпечатленное самым естеством подобие Его и ни в чем от Него неотличный образ Его".

Собор начался в июне 325 года; первые заседания его, как можно с вероятностью думать, происходили в храме. Спустя две недели после открытия Собора, в Никею прибыл сам император Константин, и заседания были перенесены в обширную палату царского дворца, куда являлся на них и император, державший себя не как руководитель, но — как наблюдатель. Во время своего первого появления на Соборе, выслушав приветственные речи Евстафия Антиохийского и Евсевия Кесарийского[8], Константин Великий обратился к отцам Собора с речью, умоляя их прекратить "междоусобную брань в Церкви Христовой!" Собор прежде всего и сосредоточил свое усиленное внимание на вопросе, вызвавшем эти междоусобные раздоры, то есть на учении Ария; обличив последнего как еретика, отцы Собора утвердили православное учение о Лице Сына Божия, точнее о Его сущности. Предварительные рассуждения по этому главному вопросу велись на Соборе с соблюдением полной терпимости: на одних правах с православными епископами высказывались и арианские, и полуарианские. Словом, — как замечает греческий церковный историк Сократ (V в.), — "определение относительно веры производилось не просто и как случилось, но объявлено после долгого исследования и испытания — и не так, что одно показано, а другое умолчано, но взято во внимание все, относящееся к утверждению догмата, и что вера не просто определена, но наперед тщательно рассмотрена, так что устранено всякое мнение, представлявшее повод к обоюдности либо к раздвоению мыслей. Дух Божий установил согласие епископов".

Ко времени соборных заседаний, очевидно, нужно приурочить и следующее предание, сохраненное иноком Студийского монастыря Иоанном, об участнике Собора св. епископе Николае Мирликийском. Когда Арий излагал свое еретическое учение, то многие затыкали уши, чтобы его не слышать; присутствовавший при этом святитель Николай, одушевленный ревностью по Боге, подобно ревности пророка Илии, не вынес хулений и ударил ересеучителя по щеке. Отцы Собора, негодуя на подобный поступок святителя, решили лишить его архиерейского сана. Но это решение они должны были отменить после одного чудесного видения, бывшего некоторым из них: они видели, что с одной стороны святителя Николая стоит Господь Иисус Христос с Евангелием, а с другой — Пресвятая Богородица с омофором[10] и вручают ему знаки епископского сана, коих он был лишен. Вразумленные свыше отцы Собора перестали упрекать святителя Николая и воздали ему честь, как великому угоднику Божию"[11].

"Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; — и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца (из сущности Отца), Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, чрез Которого (Сына) все произошло как на небе, так и на земле; — ради нас человеков и ради нашего спасения снисшедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, и грядущего судить живых и мертвых; — и в Духа Святого".

За исключением двух египетских епископов Секунда и Феоны, все остальные подписали символ Никейский, выражая этим свое согласие с его содержанием; впрочем, Евсевий Никомидийский и Феогнис Никейский отказались дать свои подписи на анафематствование, присоединенное к символу. Таким образом, вселенское определение веры было, по-видимому, почти всеми принято единодушно. Но последующая история арианских движений показала, что многие и очень многие епископы "подписались под символом только рукой, а не душою". Чтобы избежать отлучения и не потерять кафедр, подписали символ строгие ариане, в душе оставаясь такими же, как и прежде, еретиками. По соображениям далеким от искренности подписали символ и представители полуарианской партии. Глава их Евсевий Кесарийский в послании, написанном к пастве по окончании Собора, объясняет, что он и его приверженцы "не отвергли слова: единосущный, имея в виду сохранить мир, которого всей душой желаем", т.е. из внешних соображений, а не из убеждения в истинности заключавшегося в нем смысла; что же касается приложенного к символу анафематствования, то Евсевий объясняет его не как проклятие самого смысла арианского учения, а только как осуждение внешних выражений последнего за то, что они не встречаются в Священном Писании.

Собором, по решении главного догматического вопроса установлено было двадцать канонов по вопросам церковного управления и дисциплины; улажен был и пасхальный вопрос: собор постановил, чтобы Пасха праздновалась христианами непременно отдельно от иудеев и непременно в первый воскресный день, прилучившийся в день весеннего равноденствия, или непосредственно после него. Собор окончен был празднованием 20-летия царствования императора Константина, во время которого он устроил в честь епископов великолепное пиршество. Расстался император с отцами Собора очень милостиво, увещевая их поддерживать мир между собою и прося молиться за него.

Ария[16]и двух открытых приверженцев его Секунда и Феону император по окончании Собора, отправил в ссылку в Иллирию[17], провозгласив суровые наказания последователям ересеучителя, причем даже одно обладание его сочинениями вменялось как уголовное преступление.

Воспоминание I Великого Вселенского собора, бывшего в Никее, совершается Церковью в Неделю (воскресенье) 7-ю по Пасхе.

[1] Фалия — (греческ.) счастье; во мн. числе — пир. Книга содержала стихотворения, которые можно было петь во время обеда.

[2] Из содержания этого письма видно, что император мало представлял себе, насколько важен был по существу предмет церковного раздора.

[3] Выдающийся защитник Православия св. Афанасий Александрийский говорит об Осии Кордубском: "Он далеко знаменитее всех других. На каком соборе он не председательствовал? На каком, рассуждая здраво, не склонял всех к одному убеждению? Какая Церковь не имеет прекраснейших доказательств его заступничества?"

[5] В истории развития учения о Лице Иисуса Христа термин ипостась употреблялся то в значении сущности, то в значении лица; с IV в., согласно словоупотреблению, принятому вслед за Василием Великим и Григорием Богословом, а также двумя Вселенскими соборами, слово ипостась всею Церковью употребляется в значении Лица.

[6] Собор Никейский, или I Вселенский, называет его в послании к Александрийской церкви "главным деятелем и участником во всем, что происходило на Соборе".

[7] Сами ариане впоследствии говорили об Осии Кордубском: "Осия председательствует на соборах, писаниям его везде внимают, он и в Никее (т. е. на I Вселенском соборе) изложил веру".

[8] Без сомнения, и полуариане осуждали символ Евсевия Никомидийского, потому что они никогда не употребляли о Сыне Божием выражения "Сын тварь" и подобных.

[9]Некоторые историки предполагают, что Евстафий Антиохийский и был председателем на соборе; другие считают им Евсевия Кесарийского. Существует, кроме того, мнение, что на Соборе председательствовали по очереди епископы Антиохийский и
Александрийский (Александр); большинство, склонно признавать председателем Собора Осию, епископа Кордубского, который первый подписался под соборными определениями.

[10] Омофор (с греческ. нарамник) — одно из семи архиерейских облачений, представляющее собою длинный узкий плат с четырьмя крестами; омофор возлагается на плечи епископа так, что концы его спускаются спереди и сзади. Омофор знаменует заблудшую овцу (т. е. человечество, взятое Христом на рамена Свои).

[11] Примечательно, что — как свидетельствует А. Н. Муравьев, — в Никее доселе сохранилось предание об этом даже среди турок: в одной из бойниц этого города показывают темницу святителя Николая, где он, по преданию, был заключен после осуждения за поступок с Арием.

[12]Ссылаясь на указанные изречения ап. Павла, арианствующие хотели сказать, что они признают происхождение Сына от Бога в смысле творения, как и все существующее в мире в этом же именно смысле происходит от Бога.

[13] По православному же учению Сын не сделался Богом, а от века пребывает Богом.

[15] "Слово единосущный указывает не только на единство существа Отца и Сына, но и на одинаковость, так что в одном слове заключается указание и на единство Божие и на различие лиц Сына Божия и Бога Отца, ибо единосущны могут быть только два лица", единосущен и значит именно "не слит по существу, но и не разделен" По свидетельству других древних историков христианской Церкви, освященное церковным Преданием слово единосущный провозгласили епископы Собора, и значит не император, как говорит Евсевий Кесарийский. Кажущуюся противоречивость этих двух свидетельств можно объяснить тем весьма вероятным соображением, что император Константин в данном случае действовал в согласии с православными епископами, которые находили более удобным провозгласить именно его устами нужное слово, так как авторитет императора уничтожал возможность продолжительных споров, кои непременно бы возникли, если бы термин единосущный предложило Собору не столь влиятельное для всех партий лицо.

[17]Иллирия — общее название в древности всего восточного прибрежья Адриатического моря с лежащими за ним местностями (теперешние Далмация, Босния и Албания).

[18]Св. Афанасий Великий — архиепископ Александрийский, приобретший себе имя "Отца православия" за ревностную защиту во время арианских смут, родился в Александрии в 293 году; в 319 году Александрийский епископ Александр посвятил его во диакона. Около этого времени св. Афанасием написаны были два первых сочинения: 1) "Слово против Еллинов", где выясняется, что вера во Христа Спасителя имеет разумные основания и есть действительное познание истины; 2) "Воплощение Бога Слова", где раскрывается, что воплощение Сына Божия было необходимо и достойно Бога. Эти сочинения обратили внимание на св. Афанасия, который затем, как уже было замечено, на I Вселенском соборе, будучи еще молодым диаконом, выдвинулся как неустрашимый и искусный обличитель арианской ереси. Неудивительно поэтому, что по смерти епископа Александра св. Афанасий, имевший только 33 года, избран был (8 июня 326 г.) на Александрийскую кафедру. В годы епископства св. Афанасий много претерпел скорбей от преследовавших его ариан: достаточно сказать, что из сорока лет своего епископского служения он благодаря арианам провел 17 лет, 6 месяцев и 10 дней в изгнании. Скончался он 2 мая в 373 г., занимая по возвращении из изгнания кафедру. После cв. Афанасия остались многочисленные сочинения, разделяющиеся по содержанию на 1) апологетические, 2) догматико-полемические, 3) догматико-исторические, 4) труды по истолкованию Священного Писания 5) нравоучительные, 6) пасхальные послания, где, по древнему обычаю, св. Афанасий оповещал остальные церкви о времени празднования Пасхи, присоединяя наставления относительно веры и жизни христианской. О сочинениях этих преп. Косьма замечает, что если найдешь любую из книг св. Афанасия и не имеешь бумаги, чтобы записать ее, то должно "записать ее хотя бы на одежде". Память св. Афанасия Православною Церковью совершается дважды: 2 мая и 18 января.

Вскоре после I Вселенского собора (341 г.) ариане вносят в свои символы и учение о Третьем Лице Пресвятой Троицы — Святом Духе, причем заметно выступает стремление, в полном соответствии с развитием арианского учения о Сыне Божием, "описать Святого Духа как Ипостась разделенную, "отчужденную, разобщенную" от Отца и Сына". С течением времени по вопросу о Лице Святого Духа из среды полуариан выделилась особая партия Македониан, получившая свое наименование от Константинопольского епископа (355— 359 гг. ) Македония Партия эта, почитая Святого Духа Третьим Лицом Пресвятой Троицы только из чести, отличала Его по существу от Первых Двух Лиц, признавая творением, а не Богом[2].

Таким образом, перед сознанием Вселенской Церкви опять был поставлен вопрос о Божестве Второго Лица Пресвятой Троицы. Кроме того, ересь Аполлинария и ересь Македония возбудили новые вопросы догматического свойства первая — о Богочеловечестве Христа Спасителя, а вторая — о Святом Духе, Третьей Ипостаси Пресвятой Троицы.

Ответом на указанные вопросы и послужила деятельность II Вселенского собора. Собор этот созван был императором Феодосием Великим[3] в 381 году в Константинополе с целью "утверждения во всей империи никейского учения против всех ересей".

На этом Соборе присутствовали одни только восточные епископы, число коих было сто пятьдесят[4]. Среди них находились великие святители того времени Мелетий Антиохийский, Григорий Нисский, Кирилл Иерусалимский и Григорий Богослов. Первые заседания происходили под председательством Мелетия Антиохийского. В это время, по желанию императора и народа, на свободную Константинопольскую кафедру собором был избран св. Григорий Богослов. Вскоре Мелетий скончался, и председателем собора, естественно, сделался вновь избранный епископ столицы.

Первым делом новый председатель внес собору предложения уладить давно уже волновавший Антиохийскую церковь раскол. Раскол этот возник в Антиохии в начале 60-х годов IV века, когда в ней одновременно появились два епископа, Мелетий и Павлин; оба разделяли управление над православною паствою Антиохийской церкви. Обе стороны находились в непримиримой вражде. Он предложил отцам Собора не выбирать преемника умершему Мелетию: выбор этот, по его мысли, нужно было отложить до времени, когда враждующие партии Антиохийской церкви уже с взаимного согласия могли бы выбрать себе епископа. Но предложение председателя было отвергнуто, потому между ним и отцами возникло охлаждение, окончившееся тем, что св. Григорий добровольно отказался от Константинопольской кафедры; тем более, что епископы Египта и Македонии, запоздавшие на Собор и потому не дававшие согласия на избрание Григория Богослова епископом столицы, возбудили вопрос о правильности этого избрания ввиду существования 15-го правила I Вселенского собора, запрещавшего епископам переход с одной кафедры на другую. (Св. Григорий Богослов был пред возведением на престол Константинопольской Церкви епископом местечка Сасим). В июне 381 года, после прощальной речи отцам Собора, св. Григорий удалился в Назианз, где и скончался.

В учении о Боге Отце в Никейском символе отцы Собора после слова "Творца" ввели слова "неба и земли". Таким образом, отцы Собора в учении о Боге Отце, изложенном в Никейском символе, "не сделали никаких существенных пояснений" по причине отсутствия споров в Церкви о Первом Лице Святой Троицы. "Нужно ли говорить об Отце, — замечает св. Григорий Богослов, — Которого не касается по общему согласию (т. е. ввиду отсутствия разногласий) все водящиеся естественным смыслом (т. е. еретики)". В учении о Сыне Божием они заменили после "рожденного от Отца" слова "из сущности Отца, Бога от Бога" словами "прежде всех веков". При существовании в символе слов "Бога истинного от Бога истинного" выражение "Бога от Бога" являлось некоторого рода повторением, которого и старались избежать, когда опустили последнее изречение. Слова "прежде всех веков", заменявшие изречение Никейского символа "из сущности Отца" с исчерпывающей определенностью указывают на предвечное рождение Сына Божия, тогда как выражение Никейского символа: "рожденный от Отца, т. е. из сущности Отца", и "единосущный Отцу" "могли приводить к мысли, что сначала последовало рождение Сына от Отца и потом бытие Его с известными свойствами". При этом вычеркнули изречение "на небе и на земле", идущее за словами "чрез Которого все произошло".

Никейский символ оканчивался словами "(Верую) и в Духа Святого" II Вселенский Собор дополнил его, присоединив к нему учение о Святом Духе, о Церкви, о крещении, о воскресении мертвых и о жизни будущего века; изложение учения об этих истинах веры и составляет содержание VIII, IX, X, XI, и XII членов Никео-Цареградского символа.

Воспоминание II Вселенского собора Православною церковью совершается 22 мая

[1] Аполлинарий в своем делении природы человека на тело, животную или жизненную душу и духовную или разумную душу следовал греческому философу Платону. Аполлинарий умер в 390 году. Ересь Аполлинария осуждена Александрийским собором 362 года, хотя без упоминания имени самого ересеучителя. В 375 году, когда Аполлинарий, отделившись от Церкви, начал образовывать свою секту, он был осужден Собором в Риме; последнее осуждение было повторено II Вселенским собором.

[3] В это время Феодосии Великий был только император Востока. Сделавшись в 392 году единодержавным обладателем как Востока, так и Запада, он нанес окончательный удар язычеству, издав закон, по которому служение богам признавалось таким же преступлением, как и оскорбление величества.

[4] Поэтому лишь позже (а на Западе только в VI веке), когда догматические определения Собора по причине их особенной важности и достоинства были приняты всеми поместными церквами, за Собором было признано всею Церковью значение Вселенского.

Так арианство привело к новым недоумениям о лице Иисуса Христа, которые и вызвали несторианские споры Правда, для решения их многое заключалось в писаниях святых отцов Церкви IV века, и ими бы можно вполне удовлетвориться. Но кичливый ум не хотел смириться пред великой тайной воплощения Сына Божия не без основания утверждают, что едва ли бы в Церкви возникли новые волнения, если бы на поприще церковно-исторической жизни не появился Несторий.

Пользуясь покровительством императора, Несторий начал жестоко преследовать тех противников его еретического учения, каких он находил среди константинопольского клира и монастырей. Но дело Нестория, привлекшее к себе столь сильное внимание и возбудившее в столице столько горячих толков, естественно, получило огласку и за стенами Константинополя. "Из какого бы города, — пишет св. Кирилл Александрийский, — из какой бы веси не приходил кто, каждый спрашивает: "Что это за говор всеобщий, что за новое учение распространяется по церквам?" С подобным вопросом пришли к самому Александрийскому патриарху (412-444 гг.) св. Кириллу некоторые монахи из египетских скитов: "Правду ли говорят, — спрашивали они святителя, — что нашлись где-то учителя, которые проповедуют, что Пресвятую Деву нельзя называть Богородицей?" Узнав, таким образом, от иноков, что в монастырях его епархии распространяются еретические проповеди Нестория, св. Кирилл выступил на защиту православного учения. Как выдающийся богослов своего времени, как человек решительный и твердый и, наконец, как епископ одной из важнейших кафедр Восточной Церкви, св. Кирилл занимал первенствующее положение в борьбе православных с несторианством.

Свою борьбу с Несторием св. Кирилл открыл посланием "к отшельникам", т. е. египетским монахам. В этом послании, не называя Нестория по имени, св. Кирилл осуждает учение последнего, доказывая путем богословских умозрений, основанных на учении Священного Писания, Предания апостольского и святоотеческого и учения Никейского символа, что Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек. "Из двух естеств, Божества и человечества, един Еммануил, един Господь Иисус Христос, един истинный Сын Бог и вместе человек, не человек обоготворенный, подобный тем, кои благодатию соделываются причастниками божественного естества, но истинный Бог, Который ради нашего спасения явился в человеческом образе". Если же Господь Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек, то Пресвятая Дева Мария, как родившая Богочеловека, есть воистину Богородица. Вместе с этим св. Кирилл обратился с особым рассуждением о Православной вере к императору Феодосию и с подобным же, но более обширным рассуждением к императрице Евдокии и сестре императора Пульхерии.

Узнав о действиях св. Кирилла и будучи осведомлен, что послание "К отшельникам" получило значительное распространение вне египетских скитов и дошло даже до Константинополя, Несторий пришел в безпокойство и стал негодовать на св. Кирилла Александрийского. Тогда сторонники Нестория написали два послания: одно против послания "К отшельникам", а другое под заглавием: "Против тех, кои в учении о соединении естеств во Христе или уничижают Божество Единородного или обоготворяют человечество" Об этом сделалось известно св. Кириллу через "достопочтенных" и заслуживающих доверия мужей.

Чтобы выяснить дело и не основываться на одних недоразумениях, св. Кирилл решил обратиться с посланием к Несторию. Здесь он указывает причины появления его послания "К отшельникам". Оно было не смущением в вере, а неприятием поучений Нестория, которые приходили к Кириллу из всех восточных церквей и, наконец, запрос папы Целестина с епископами из Рима, куда проникли слухи о новом учении, — все это заставило Кирилла прервать молчание. "Вместо того, чтобы поносить меня, — советует в заключение св. Кирилл Несторию, — лучше бы тебе исправить свои слова, дабы прекратить соблазн во Вселенской Церкви. Поверь, что лучшим средством в этом случае будет сказать соблазнившимся слово, назвать Святую Деву Богородицею, дабы мы и все другие могли в мире и единении совершать общественное богослужение". В ответ на это послание Несторий для объяснения между ним и патриархом Александрийским избирает пресвитера Лампона. Последнего он отправил с письмом от своего лица, заключительные строки письма гласили: "Опыт покажет, какой будет плод для нас от настойчивости благоговейнейшего пресвитера Лампона". Таким "плодом" было второе послание (так называемый "том" св. Кирилла) Несторию, представляющее собою возвышенное богословствование о догмате воплощения Слова Божия.

Видя всю безполезность сношений с Несторием, св. Кирилл решает обратиться за содействием в Рим к папе (422 — 432 гг.) Целестину; хотя он раньше и находился в разрыве с Римским епископом (из-за своего дяди и предшественника по кафедре Феофила, отлученного от Церкви папой Иннокентием I несправедливо, по мнению св. Кирилла), но теперь, ввиду надвигавшегося общецерковного бедствия, примиряется. В послании к папе Целестину св. Кирилл обрисовывает истинное положение дел в Восточной Церкви, созданное Несторием, и отсюда объясняет и свое обращение к папе и свои действия по отношению к Несторию. "Признаюсь, — пишет св. Кирилл, — я соборною грамотою хотел довести до его (Нестория) сведения, что мы не можем входить в общение с тем, кто так говорит и мыслит; но прежде чем решиться на такой разрыв сношений, я заблагорассудил наперед сделать сношение с твоим благочестием: благоволи письменно изложить свое мнение о том, должно ли нам еще иметь общение с ним". В подтверждение своих слов об еретичестве Нестория св. Кирилл посылает папе беседы, говоренные Несторием в церкви, сделав предварительно их перевод.

Между тем Несторий, воспользовавшись одним недоуменным случаем канонического характера, обратился к папе Целестину тоже с посланием. Объяснив повод, вынудивший его обратиться к Римскому епископу, Несторий переходит к объяснению догматических волнений, возникших в Восточной Церкви, здесь он недобросовестным образом излагает учение святого Кирилла о воплощении Слова Божия, приписывая Александрийскому епископу чуждые ему мысли; опровергая Кирилла, Несторий излагает свое учение. Не получая ответа от папы, Несторий обращается к нему со вторым, подобным первому посланием. Наконец приходит ответ от папы, в котором последний, призывая Нестория к исправлению в его нечестии, объявляет ему, что доказательством такого исправления должно служить воссоединение с Церковью всех, отлученных Несторием за несогласие с ним.

После соглашения с Римом св. Кирилл препроводил полученное от папы послание к Несторию с посланием от имени Александрийского собора, в котором от Нестория требовалось письменное, с клятвою, отречение от его заблуждения. Послание это заканчивалось знаменитыми в истории несторианства анафематизмами, числом двенадцать, излагающими спорные пункты между св. Кириллом и Несторием по вопросу о воплощении Сына Божия.

Анафематизмы эти следующие:

1) "Кто не исповедует Еммануила истинным Богом и посему Святую Деву Богородицею, так как Она по плоти родила Слово, сущее от Бога, ставшее плотию, да будет анафема.

2) Кто не исповедует, что Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотию ипостасно и что посему Христос един с Своею плотию, т. е. один и тот же есть Бог и вместе человек, анафема.

4) Кто изречения евангельских и апостольских книг, употребляемые святыми о Христе или Им Самим о Себе, относит раздельно к двум лицам (ипостасям) и одни из них прилагает к человеку, которого представляет отличным от Слова Божия, а другие, как богоприличные, к одному только Слову Бога Отца, анафема.

5) Кто дерзает называть Христа человеком богоносным, а не Богом истинным как Сына единого с Отцом по естеству, так как Слово стало плотию и приблизилось к нам, восприяв нашу плоть и кровь (Евр. 2, 14), анафема.

6) Кто дерзает говорить, что Слово Бога Отца есть Бог или Владыка Христа, а не исповедует Его же Самого Богом и вместе человеком, так как, по писаниям (Ин. 1, 14). Слово стало плотию, анафема.

7) Кто говорит, что Иисус, как человек, был орудием действий Бога Слова и окружен славою Единородного, как существующий отдельно от Него, анафема.

8) Кто дерзает говорить, что воспринятому Богом человеку должно поклоняться с Богом Словом, должно Его прославлять вместе с Ним и вместе называть Богом, как одного в другом, а не чтить Еммануила единым поклонением, и не воссылает Ему единого славословия, так как Слово стало плотию, анафема.

9) Кто говорит, что единый Господь Иисус Христос прославлен Духом в том смысле, что пользовался через Него как бы чуждою силою и от Него получил силу побеждать нечестивых духов и совершать в людях божественные знамения, а не почитает Его собственным Его Духом, через Которого Он совершил чудеса, анафема.

10) Кто говорит, что первосвященником и ходатаем нашим был не Сам Бог Слово, когда стало плотию и подобным нам человеком, а как бы другой некто, отличный от Него, человек, происшедший от жены, или кто говорит, что Он принес Себя в приношение и за Самого себя, а не за нас только Себя, анафема.

11) Кто не исповедует плоть Господа животворящею и собственно принадлежащею Самому Слову Бога Отца, но принадлежащею как бы другому кому, отличному от Него и соединенному с Ним по достоинству, т. е. приобретшему только Божественное в себе обитание, и не исповедует плоть Его животворящею, так как Она стала собственною Слову, могущему все оживотворить, анафема.

12)Кто не исповедует Бога Слова пострадавшим плотию, распятым плотию, принявшим смерть плотию и, наконец, ставшим первородным из мертвых, так как Он есть жизнь и животворящий, как Бог, анафема.

Патриарх Антиохийский Иоанн, друг Нестория, советовал последнему подчиниться и принять слово Богородица. Несторий торжественно заявил, что он готов признать наименование Богородица, поскольку рожденный от Девы человек Иисус соединен был с Богом Словом. Но против анафематизмов св. Кирилла он восстал со всею решительностью; в особом сочинении Несторий по пунктам, тоже в числе двенадцати, представил свои опровержения анафематизмов; здесь, по недостатку богословских познаний, Несторий высказал явно еретические мнения, что оттолкнуло от него и некоторых из его сторонников.

Во время этого обмена посланиями св. Кирилла Александрийского, Нестория и папы Целестина между собою, несторианские волнения глубоко затронули верующих, которые разделились на две стороны: одни держались учения, признанного затем на III Вселенском соборе православным, другие же стояли за несторианскую ересь. К первым принадлежали те поместные церкви, члены коих в IV веке являлись поборниками Никейского символа. Во дни ожесточенных арианских волнений главным противником этой ереси была Александрийская церковь, руководимая своим архиепископом Афанасием. И теперь при несторианских спорах главным защитником православия, как видим, был св. Кирилл, патриарх Александрийский Отцы Египетской церкви заявляли на III Вселенском соборе: "От епископов Египетских требовать отчета в Православной вере излишнее дело. Ибо всякому очевидно, что мы следуем вере святейшего Кирилла"

Относительно же сторонников Нестория замечается подобное же явление: за него боролись те же страны и церкви, которые боролись за арианство Антиохия Сирийская — гнездо арианства, была тем же самым и по отношению к несторианству. Все вожди несторианского движения вышли отсюда Иоанн, архиепископ Антиохийский, объявляя себя другом Нестория и поименовывая при этом наиболее видных епископов своего округа, замечает о них, что они тоже относятся к Несторию "с любовью" и считают его дело "своим собственным делом". Ранее из Константинополя "раскидывались тенета для уловления приверженцев (арианскому) нечестию". Несторий из Константинополя тоже с успехом приобретал себе сторонников и пользовался среди некоторых такою любовью, что даже после его изгнания, последовавшего за соборным осуждением, народ по кончине его преемника по кафедре Константинопольской Максимиана восклицал: "Да будет Несторий снова епископом в столице!" Сторону Нестория держат епископы Ираклийский, многие сирийские, азийские и понтийские, вообще, можно сказать, что Азия склонилась к несторианской ереси, как ранее склонилась к арианской.

Отмеченное различие православных и несториан в воззрениях на догмат воплощения или, точнее, на соединение естеств во Иисусе Христе коренилось в различном решении ими основного вопроса об отношении веры к знанию. Защитники православного учения против несториан примыкают здесь к воззрениям св. Афанасия Александрийского, св. Василия Великого и св. Григория Богослова, — что в исследовании вопросов веры разуму должен быть положен предел, ибо вера выше разума. "Зачем, — спрашивает св. Кирилл — мне заботливо исследовать Писание, а не мудрствовать в просто те сердца согласно с ним?"

Другой видный защитник православия и приверженец св. Кирилла Феодот, епископ Анкирский, призывает разум к молчанию при виде истины воплощения Христова. "Не спрашивай меня об образе чудес Божиих, ибо скажу тебе: чудеса показывают только, что совершилось, а знать образ совершения я предоставлю Богу. Не за давай вопроса: каким образом Бог пребывает Богом и делается человеком? Верь чуду и не испытывай умом совершившееся". Не таких воззрений, но совершенно обратных, держались несториане: они силились постигнуть величие Божие способом человеческого исследования.

С совершенно противоположными воззрениями и намерениями съехались в Ефес епископы еретичествующие и епископы православные. Несторий и его единомышленники созыв Собора поняли как позволение произвести "новый пересмотр церковного учения"; св. Кирилл и его сторонники, напротив, понимали, что вопрос о воплощении Сына Божия есть дело веры, а не разума. Несторий прибыл в Ефес вскоре после Пасхи (19 апреля) с 16 епископами и со своим другом вельможей Иринеем. Св. Кирилл Александрийский явился на Собор с 50 епископами, множеством мирян и монахов, имея при этом полномочия от папы Целестина. Около 40 епископов было у Мемнона, митрополита Ефесского. От Африканской церкви не было ни одного представителя вследствие нашествия вандалов, лишь Каприол, епископ Карфагенский, написал послание, прося отцов Собора не вводить никакого новшества. Папа Целестин в качестве представителей и своих и "всего собора западного" отправил на Собор в Ефес двух епископов и одного пресвитера с наказом им руководствоваться суждением Кирилла Александрийского. Представители папы, однако, не поспели к началу собора. Тем не менее собралось около 200 епископов. Кандидиан, следуя данной ему императором инструкции, распорядился, чтобы все монахи и пришлые миряне оставили Ефес и чтобы ни один епископ ни в коем случае не покидал город, пока не окончатся заседания.

Между тем друг Нестория Иоанн Антиохийский с епископами своего округа все еще не являлся вследствие затруднения созвать епископов, не могших выехать раньше окончания пасхальной недели, отчасти вследствие смятения в его городе, вызванного недостатком провизии и, главным образом, вследствие плохого состояния дорог по причине дождей.

Так прошло шестнадцать дней за срок, назначенный императорским указом для открытия Собора. Св. Кирилл, принявший председательство на Соборе, решил открыть его, не дожидаясь Иоанна Антиохийского. Св. Кирилл действовал так, ревнуя о славе Богоматери, во исполнение точного требования императорского указа рассмотреть дело без всякого промедления и после извещения двух сирийских епископов, посланных вперед Иоанном, которые доложили: "Господин епископ Иоанн повелел сказать вашему благочестию -делайте свое дело". Нестория и единомышленных с ним епископов трижды через особую депутацию приглашали на Собор: первый раз перед самым открытием Собора, а второй и третий после открытия. Первая депутация получила от Нестория двусмысленный ответ: "Посмотрю и, если мне нужно будет прийти, приду". Вторая и третья депутации не были даже допущены до Нестория.

22 июня 431 года под председательством Александрийского патриарха Кирилла в главном храме Ефеса открылся Собор не менее 160-ти епископов, главным образом из Александрии, Иерусалима, Палестины и Иллирика; 68 епископов, сторонников Нестория, заявили протест против открытия Собора до прибытия Иоанна Антиохийского; этот протест поддерживал и чиновник императора Кандидиан. Но когда он явился, отцы попросили его по прочтении им царского указа о правах и обязанностях Собора удалиться. При разрешении вопросов, поднятых несторианством, отцы за руководственное начало взяли учение символа Никейского, который не раз прочитывался на Соборе, причем отцы постановили хранить Никейский символ в совершенной целости: "Святой собор определил не позволять никому произносить, писать, или слагать иную веру, кроме определенной святыми отцами, сошедшимися в Никее".

С прочтения Никейского символа и открылось первое заседание отцов III Вселенского собора; за ним следовало чтение второго послания св. Кирилла к Несторию, встреченное общими знаками одобрения за его согласие с Никейским символом. Прочитано было письмо Нестория в ответ св. Кириллу, причем отцы произнесли анафему как автору письма, так и его учению. Среди других, читанных на первом заседании Собора, документов оглашено было и третье послание св. Кирилла Несторию, содержащее так называемые "анафематизмы"; оно тоже с одобрением было принято Собором. Затем, по предложению св. Кирилла, постановили расспросить некоторых епископов и о беседах Нестория; сообщения епископов, которым пришлось иметь разговор с Несторием в Ефесе, не оставляли сомнения что Несторий богохульно мыслит о божественном достоинстве Искупителя.

Для более тщательного выяснения православного учения о соединении естеств во Христе Спасителе заслушан был особый свод изречений чтимых всею Церковью отцов: св. Петра, епископа Александрийского, св. Афанасия Великого, Юлия, папы Римского, св. Феликса, папы Римского, Феофила, епископа Александрийского, св. Киприана Карфагенского, Амвросия, епископа Медиоланского, Григория Нисского, Аттика, епископа Константинопольского, Амфилохия, епископа Иконийского.

Потом отцы Собора нашли нужным с этими извлечениями из сочинений отцов сопоставить извлечения из сочинений Нестория, последние вызвали всеобщее неодобрение.

Решив спорный вопрос о соединении естеств во Христе в том смысле, что "два естества — Божеское и человеческое — соединены во Христе нераздельно и неслиянно", отцы III Вселенского собора в том же первом заседании решили и вопрос о низложении Нестория, составив следующий приговор: "Так как нечестивейший Несторий сверх прочего не захотел повиноваться нашему приглашению и не принял посланных от нас святейших и благочестивейших епископов, то мы вынужденными нашлись исследовать нечестивое его учение. Открывши же, частию из его писем, частию из других сочинений, частию из бесед, которые он недавно имел в сей митрополии (т. е. Ефесе) и которые подтверждены свидетелями, что он и мыслит, и проповедует нечестиво, мы вынуждены были, на основании канонов и послания святейшего отца и сослужителя нашего Целестина, епископа Римского, произнести против него, хотя не без горьких слез, следующее определение: Господь наш Иисус Христос, на Которого он изрыгает хулы, устами сего святейшего Собора определяет: лишить его епископского сана и отлучить его от общения церковного".

Приговор на другой день объявлен был Несторию в такой форме: "Святой Собор, собранный благодатию Божией по повелению благочестивейших и христолюбивейших наших императоров в митрополии Ефесе, Несторию, новому Иуде. Знай, что ты, за нечестивые твои проповеди и противление канонам, в 22 день текущего месяца июня, на основании церковных правил, низложен святым Собором и лишен церковной степени". Этот приговор подписали более 200 епископов. И хотя епископов на Соборе было только около 160, но многие из присутствовавших имели право подписываться за отсутствующих.

Узнав о деяниях Иоанна, Кирилл и Мемнон снова пригласили собратий епископов на Собор для обвинения Иоанна в незаконных действиях, так как Иоанн не пригласил на свой собор обвиненных епископов. На Собор прибыли 10 июля и замедлившие в пути легаты Римского папы. Ознакомившись с деятельностью Собора под председательством св. Кирилла, они встали на сторону православных. Собор трижды приглашал Иоанна Антиохийского на свои заседания, чтобы он доказал справедливость своего обвинения на Кирилла, но Иоанн отказался, почему Собор Вселенский решил отсечь Иоанна и его сторонников от церковного общения и дать знать об этом императорам.

Но в это время прибыл в Константинополь имеющий большие связи при дворе сторонник и друг Нестория и Иоанна вельможа Ириней. Он добился пересмотра дела. И в результате св. Кирилл и его собратья епископы были обвинены как делавшие все "самовластно и противозаконно, и потому (они) подлежат отлучению от Церкви и другим наказаниям". Уже приготовлен был указ для подписи императору, и лишь прибытие домашнего секретаря Кирилла Иоанна, сумевшего восстановить поруганную правду, разрушило козни Иринея настолько, что мнения сановников, пересматривавших дело, разделились. Император, очевидно потерявшийся среди этих взаимных обвинений и донесений, решил для умиротворения спорящих низложить Нестория, св. Кирилла и Мемнона. С таким указом он и послал в Ефес комита Иоанна, назначенного на место Кандидиана, с поручением сделать то, что он признает полезным относительно веры. Иоанн ничего не мог сделать в Ефесе по причине царившего там величайшего смятения; взаимное ожесточение сторон было так сильно, что Иоанн не добился примирения. Он заключил под стражу cв. Кирилла, Мемнона и Нестория и донес императору о безуспешности своей миссии.

Наконец император, склоняясь к общим просьбам, устроил в Халкидоне совещание из 16 епископов, прибывших сюда из Ефеса, по 8 от соперничавших сторон. На совещании этом, в присутствии императора, отцам православного Собора открылась возможность доказать истинность постановлений последнего и свою правоту. Благо даря этому еще до роспуска совещания в Ефесе было получено предписание освободить с восстановлением в прежних правах св. Кирилла и Мемнона; Несторий же "увольнялся в место своего прежнего пребывания, то есть в Антиохию, откуда прибыл на престол Константинопольский".

По прошествии некоторого времени епископы, заседавшие в Халкидоне, переведены были в Константинополь; затем православным епископам повелено было избрать преемника Нестория, был избран и рукоположен Максимиан, инок отшельнического и нечестолюбивого характера. Относительно же Нестория вышел следующий декрет к Исидору Преторианиту, префекту и консулу: "Хотя известно, что мы занимаемся делами общественными, однако же к не меньшей заботливости с нашей стороны относится утверждение кафолической веры; охранением веры мы надеемся служить благу общественному. Посему, когда Несторий, бывший пастырь кафолической Церкви, а теперь изменник вере, вдался в такое страшное злочестие, необходимо, чтобы он подвергся суду нашей светлости и получил наказание, достойное его поведения, за то, что отвержением законов досточтимой Церкви сделался виновником ужасной ереси, и как он повредил веру тех, которых склонил к участию в измене, то и должен принять на себя вину чужой измены. Посему ты, по своей власти и с свойственным тебе правом, да повелишь упомянутого Нестория за оказанное им нечестие подвергнуть всегдашнему изгнанию в Петру (город в Аравии), а все имение его передать Константинопольской церкви для умножения сокровищ того священнейшего места, таинства которого он нарушил. Ибо таким образом в душах людей сохранится благоговение к святейшей вере и, при утверждении благочестия, процветет благоденствие нашей империи".

Так разрешились к торжеству православия бурные прения, поднятые Несторием и взволновавшие весь христианский мир. Но, к великому сожалению, это торжество не было внутренним примирением враждующих сторон Епископы во главе с Иоанном Антиохийским отбыв из Ефеса, составили на пути, в Тарсе, а потом и в Антиохии, Собор, на котором решили опротестовать низложение Нестория; причем было подтверждено состоявшееся в Ефесе определение о низложении св. Кирилла. Только непреклонная воля императора, чтобы "споры были прекращены и водворился мир Господень", остановила раздоры; конец же вражде положила впоследствии деятельность того же св. Кирилла, этого великого борца за правую веру и мудрого ревнителя церковного мира.

Воспоминание III Вселенского собора совершается Православною церковью 9 сентября.

[1] Свидетельства об употреблении наименования Богородица с ранних пор встречаются в церкви Александрийской (у Оригена, еп. Александра и св. Афанасия Великого), в Кесарии Каппадокийской (у св. Василия Великого), в Кесарии Палестинской (у Евсевия Кесарийского) и в самом Константинополе (у св. Григория Богослова).

Объясняя последние слова послания антиохийских епископов, св. Кирилл замечает, что этим они "утверждают не то, что одни наименования приличествуют Слову Бога Отца, как Сыну Самому по Себе взятому отдельно, а другие — Ему, рожденному от жены так, как другому Сыну опять отличному, но то, что одни приличны Его Божеству, другие человечеству".

В конце послания находилось анафематствование Нестория и его учения с заявлением о принятии в общение Максимиана.

Это исповедание Иоанна и единомысленных с ним епископов св. Кирилл Александрийский принял как дар с неба и признал его вполне православным. Мир церковный начал водворяться и стали затихать распри, как видно из следующих выражений послания Иоанна Антиохийского в 437 году: "...все епископы востока (т. е. Антиохийского округа), как и епископы всего прочего мира, осудили Нестория и согласились на его низложение. Мы сделали и объявили, что надлежало, вот уже четыре года. Все епископы приморские согласились и подписались. Епископы второй Финикии, киликийцы сделали это прошлым годом; арабы через своего епископа Антиоха; страны Месопотамские, Озраены, Евфрата и вторая Сирия одобрили все то, что мы сделали. Мы уже давно получили (благоприятный) ответ со стороны исаврийцев; все епископы первой Сирии подписались с нами".

Главным представителем монофизитской ереси был Евтихий-архимандрит одного монастыря в Константинополе. Во дни III Вселенского собора св. Кирилл прислал Евтихию экземпляр описания деятельности только что закончившегося Собора. Но Евтихий, как и все александрийцы, противившиеся унии, почитал св. Кирилла только как борца за православие против Нестория; деятельность же св. отца во время и после унии он считал ошибкой, если не изменой православию. Поэтому Евтихий не признавал сочинений, написанных знаменитым Александрийским архиепископом в целях подготовки унии и для защиты ее. В этих сочинениях развивалась и усиленно утверждалась мысль о двух естествах в лице Господа Иисуса Xpиста, что совершенно противоречило еретическим монофизитским воззрениям Евтихия, который учил: "После воплощения Бога Слова я поклоняюсь одному естеству, — естеству Бога воплотившегося и вочеловечившегося"; "...исповедую, что Господь наш состоит из двух естеств прежде соединения, а после соединения исповедую одно естество". Нужно заметить, что эти изречения встречаются у св. Kирилла Александрийского, который сам заимствовал их из писаний св. Афанасия Александрийского, таким образом, они не являются изобретением Евтихия, но взяты им из сочинений св. Кирилла без связи с его прочими воззрениями и потому носят еретический характер, какого не имеют на своем месте. Однако то обстоятельство, что приведенные изречения встречались в сочинениях св. Кирилла, придавало вид истинности еретическому учению монофизитов и привлекало к нему последователей из числа недальновидных христиан

Возвратившись от Евтихия, депутация заявила следующее "Ходили мы к нему в его монастырь, прочли ему обвинительную записку, вручили ему копию с нее, объявили ему обвинителя и возвестили, что его вызывают оправдаться перед вашею святостью. Он идти и оправдываться совершенно отказался, говоря, что у него определено и как бы законом положено от начала никогда и никуда не отлучаться от своего братства, а жить в монастыре, некоторым образом как во гробе. Он просил нас возвестить вашей святости, что будто бы боголюбезнейший епископ Евсевий, бывший издавна врагом ему, по ненависти и неприязни возвел на него это обвинение. Он утверждал, что готов согласиться с изложением святых отцов, составлявших Собор в Никее и в Ефесе, и обещал подписать их толкования… После воплощения Бога Слова, т. е. рождения Господа нашего Иисуса Христа, он поклоняется одному естеству, естеству Бога, воплотившегося и вочеловечившегося... Что Господь наш Иисус Христос состоит из двух естеств, соединившихся ипостасно, чего он не встречал в изложениях святых отцов, и ежели случится ему у кого-либо вычитать что-нибудь подобное, он не примет этого, потому что божественное писание превыше учения отцов. Он исповедал, что Родившийся от Девы Марии есть совершенный Бог и совершенный человек, не имеющий плоти единосущной нам".

Накануне этого дня к отцам Собора явилась депутация от Евтихия в лице архимандрита Авраамия и трех диаконов Архимандрит доложил Собору о нездоровьи Евтихия и вызывался было дать некоторые объяснения за болящего Архиепископ Флавиан обещал ожидать выздоровления Евтихия, а предложение архимандрита отклонил. 17 ноября третья депутация, возвратившаяся от Евтихия, передала отцам Собора такую просьбу последнего: "Прошу умолить господина архиепископа и святой Собор, чтобы они дали мне отсрочку нa эту неделю, а на следующей неделе, если будет угодно Богу, я приду и буду оправдываться перед господином и святым Собором". Просьба была принята во внимание, — архиепископ Флавиан от лица Собора решил: "Мы даруем (Евтихию) испрашиваемую им отсрочку. Если же, вопреки собственному обещанию, Евтихий не явится во второй день следующей недели (22 ноября), то окончательно будет лишен и пресвитерского сана, и начальства над монастырем"Наступило 22 ноября Члены Собора собрались в судебной палате епископии Евтихий явился на Собор с множеством воинов, монахов и служителей префекта претории, кроме того, Евтихия сопровождал силенциарий (придворный чин) Магнус, посланный императором для представления Собору такого определения: "Мы заботимся о мире святых церквей и Православной веры и желаем охранять веру, истинно и по вдохновению Божию изложенную нашими святыми отцами, собравшимися в числе 318 в Никее и бывшими в Ефесе при осуждении Нестория. Мы желаем этого, дабы не вторгся соблазн в упомянутое православие. А так как знатнейшего патриция Флоренция мы знаем за верного и испытанного в православии, то желаем, чтобы он присутствовал в заседании Собора, так как речь идет о вере". "Господина Флоренция, — сказал архиепископ Флавиан по прочтении императорского декрета, — мы все знаем за верного и испытанного в православии и желаем; чтобы он присутствовал". По прибытии Флоренция на Собор, открылось разбирательство дела Евтихия.

Константинопольский собор 448 года не положил, однако, конца раздорам: его не признала церковь Александрийская, или Египетская, бывшая средоточием врагов унии, и церковь Иерусалимская, издавна, со дней I Вселенского собора, шедшая рука об руку с церковью Александрийской в решении спорных вопросов догматики; церковь Римская в лице папы Льва Великого отнеслась вначале не совсем одобрительно к Константинопольскому собору из-за малой осведомленности в подробностях прений, происходивших на отдаленном Востоке. Константинопольский собор приняла церковь Константинопольская и те церкви Малой Азии и Сирии, которые ранее сочувственно относились к унии Неудивительно поэтому, что, когда Константинопольский собор не встретил сочувствия в высшей светской власти, для церкви Православной наступили тяжкие времена: друзья унии, защитники правой веры, почитались врагами православия, и монофизиты усилились настолько, насколько ариане в печальные дни императора Констанция.

С просьбой о выяснении дела св. Лев обратился к Флавиану, архиепископу Константинопольскому "Пусть твое братство известит нас подробнейшим донесением о том, какая возникла у вас новизна против древней веры". Флавиан не замедлил с ответом. Он объяснил папе сущность лжеучения Евтихия, сообщил о происках последнего после осуждения его Константинопольским собором и просил папу укрепить веру "благочестивейшего императора". Вскоре Флавиан отправил папе второе послание с более подробным изложением еретического учения Евтихия. Ответом на него и было знаменитое в истории Церкви "Окружное, или соборное послание святейшего Льва, архиепископа города Рима, писанное Флавиану, архиепископу Константинопольскому (против ереси Евтихия)".

"Возлюбленному брату Флавиану Лев епископ.

Прочитав послание твоей любви, так запоздавшее, к нашему удивлению, и рассмотрев порядок епископских деяний, наконец мы узнали, как случился у вас соблазн и восстал против чистоты веры, и то, что прежде казалось тайною, ныне сделалось для нас явным. Таким образом, Евтихий, удостоенный было имени архимандрита и caна пресвитерского, оказался весьма безрассудным и столь великим невеждою, что и к нему могут быть отнесены слова пророка: "...не хочет он вразумиться, чтобы делать добро, на ложе своем замышляет беззаконие" (Псал. , 35, 4—5) А что беззаконнее, как нечестиво умствовать о вере и не следовать мудрейшим и опытнейшим? Но сему-то безумию подвергаются те, которые, встретив в чем-либо не ясном затруднение к познанию истины, прибегают не к пророческим изречениям, не к писаниям апостольским и не к евангельскому авторитету, а к самим себе, и, таким образом, не захотев быть ученика ми истины, становятся учителями заблуждения. Ибо какие мог при обрести успехи в знании священных книг Ветхого и Нового завета тот, кто не уразумел первых слов самого символа, и что по всей вселенной исповедуется устами всех возрожденных, того еще не понимает сердцем этот старик. Поэтому, не зная того, что должно думать о воплощении Бога Слова и не желая потрудиться на широком поприще Священных Писаний, чтобы сподобиться света ведения, он должен бы был принять внимательным слухом по крайней мере то всеобщее и единогласное исповедание, которое исповедуют все верующие: "…веруем в Бога Отца Вседержителя и в Иисуса Христа, единородного Сына Его, Господа нашего, родившегося от Духа Святого и Марии Девы. <...>

Плодотворность Деве дарована Духом Святым, а истинное тело заимствовано от Ее тела. И когда, таким образом, Премудрость созидала Себе дом, "Слово стало плотию и обитало с нами" (Ин., I, 14), т. е. в той плоти, которую Оно заимствовало от человека и которую одушевило духом жизни разумной. <...>

Таким образом, при сохранении свойств того и другого естества и при сочетании их в одно лицо, воспринято величием уничижение, могуществом немощь, вечностью смертность. Для уплаты долга естества нашего безстрастное естество соединилось со страстною природою, дабы один и тот же "Посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус" (1 Тим., 2, 5) и мог умереть по одному (естеству), и не мог умереть по другому, как того и требовало свойство нашего врачевания. Посему истинный Бог родился в подлинном и совершенном естестве истинного человека: всецел в Своем, всецел в нашем. Нашим же называем то, что Творец положил в нас вначале и что Он восхотел возвратить нам. <...>

Ибо в Спасителе не было и следа того, что принес в человека искуситель и что прельщенный человек допустил (в себя). <...>

Итак, Сын Божий, снизойдя с Небесного Престола, приходит в сии дольний (страны) мира и, не разлучаясь от славы Отца, рождается новым способом, новым рождением Новым способом, потому что Невидимый в собственном (естестве) стал видимым в нашем, Непостижимый благоволит сделаться постижимым, Предвечный начал быть во времени, Господь вселенной восприял образ раба, сокрыв безмерность Своего величия, безстрастный Бог не возгнушался сделаться человеком, могущим страдать, и безсмертный — подвергнуться закону смерти. Новым же рождением рожден Он, потому что непорочное девство не познало похоти и между тем доставило вещество плоти. Итак, Господь принял от Матери естество, но не грех. <...>

Рождение плоти есть обнаружение человеческого естества, а что Дева рождает, это есть знамение божественной силы Младенчество Отрочати свидетельствуется бедными пеленами, величие же Всевышнего возвещается пением ангелов Новорожденному человеческому (сыну) подобен Тот, Которого Ирод нечестивый хотел умертвить, но Господь вселенной есть Тот, Которому раболепно поклониться с радостью идут волхвы. Когда Он пришел принять крещение от Предтечи Своего Иоанна, тогда, дабы не утаилось, что под покровом плоти скрывается Божество, с неба возгремел глас Отца "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение" (Мф., 3, 17). Далее, Его как человека, искушает диавольское коварство, и Ему же, как Богу, служат чины ангельские.

От нашего (в Нем естества) у Него есть меньшее Отца человечество, а от Отца у Него есть равное с Отцом Божество. По причине этого-то единства лица, которое должно разуметь по отношению к тому и другому естеству, и о Сыне Человеческом читаем, что Он сшел с неба, тогда как Сын Божий восприял плоть от Девы, от Которой родился, и обратно о Сыне Божием говорится, что Он распят и погребен, тогда как Он претерпел сие не божеством, по которому Единородный совечен и единосущен Отцу, а немощным человеческим естеством Отсюда все мы и в символе (веры) исповедуем Единородного Сына Божия распятым и погребенным, сообразно с сими словами апостола "...ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы" (I Кор, 2, 8). А когда Сам Господь наш и Спаситель, научая Своих учеников вере посредством вопросов, спросил "За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?" и когда на их ответ, что различно об этом думают, Он сказал: "...а вы за кого почитаете Меня?" Меня, т. е. Сына Человеческого, Которого вы видите в образе раба и в истинном теле, за кого вы Меня принимаете?" Тогда блаженный Петр, по вдохновению свыше и на пользу от своего исповедания всем народам отвечал "Ты — Христос, Сын Бога Живого" (Мф., 16, 13-16). И достойно назван блаженным от Господа и от Сего первообразного Камня стяжал твердость и силы и имя свое тот, который по откровению Отца исповедал одного и того же и Сыном Божиим и Христом, потому что одно из сих (наименований), взятое отдельно от другого, не служило во спасение, напротив, одинаково было опасно исповедать Господа Иисуса Христа только Богом, и не человеком или признавать Его только простым человеком и не Богом! <...>

По воскресении же Господа, которое, конечно, есть воскресение истинного тела, так как не иной кто воскрес, а Тот же, Кто был распят и умер, что иное делалось в продолжение сорокадневного Его пребывания (на земле), как не то, чтобы чистота веры нашей была свободна от всякого мрака? Так, Он то беседовал с учениками Своими, обращался и ел с ними, а тех из них, которых безпокоило сомнение, допускал осязать Себя тщательным и нарочитым осязанием, то входил к ученикам Своим, тогда как двери были заперты, давал им Духа Святого дуновением Своим и, даровав им свет разумения, открывал тайны Священных Писаний, то опять показывал рану в боку Своем, и язвы от гвоздей, и все знаки недавнего страдания, говоря: "Посмотрите на руки Мои и ноги Мои, это Я — Сам, осяжите Мя и рассмотрите, ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня" (Лк., 24, 39). И все это для того, чтобы убедить, что в Нем свойства божественного и человеческого естества пребывают нераздельно, и чтобы, таким образом, мы знали, что (в Нем) Слово не то же, что плоть, и исповедывали единого Сына Божия и Словом, и плотию (вместе). Это таинство веры можно сказать вовсе чуждо Евтихия, который в Единородном Сыне Божием не признает нашего естества ни в уничижении смерти, ни в славе воскресения. <...>

Пусть послушает и блаженного Петра, который проповедует, что освящение Духом бывает через окропление кровию Христовою (1Пет., 1, 2) Пусть не мимоходом прочтет слова того же апостола: "Зная, что не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною кровию Христа как непорочного и чистого агнца" (1 Пет., 1,18-19). Пусть не пpoтивится и свидетельству блаженного апостола Иоанна, который говорит. "И кровь Иисуса Христа, Сына Божия, очищает нас от всякого греха" (1 Ин., I, 7), и в другом месте: "...сия есть победа, победившая мир, вера наша. Кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий? Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию... не водою только, но водою и кровию. И Дух свидетельствует о Нем (о Христе)... И три свидетельствуют... дух, вода и кровь и сии три об одном" (1 Ин., 5, 4-6, 8), то есть дух освящения, кровь искупления и вода крещения. Сии три составляют одно и пребывают нераздельными; ни одно из них не отделяется от своего единства, так как Кафолическая Церковь живет и преуспевает тою именнно верою, чтобы во Христе Иисусе не исповедывать ни человечества без истинного Божества, ни Божества без истинного человечества. <...>

Тогда, собственно, с полным успехом защищается истинная вера, когда ложное мнение осуждается самыми последователями своими. <...>

Уповаем на содействие помощи Божией, что заблудивший, осудив неправоту своего образа мыслей, спасется. <...>

Елпидию, члену императорского совета, и Евлогию, трибуну и нотарию претории, особой инструкцией повелено было императором, чтобы они следили, "...что будет сделано святым Собором в Ефесе и не допускали ни в каком случае никакого безпорядка. Если же усмотрите, что кто-нибудь начинает возмущение или безпорядки (на Соборе) в оскорбление святой веры, такого отдавать под стражу Те, кто прежде судил архимандрита Евтихия, должны присутствовать и молчать на Соборе, не имея звания судей, но ожидать общего мнения всех прочих отцов, потому что ныне осуждается то, что определено было прежде самими ими" Те у архиепископа Флавиана с егo сторонниками отнималось даже право говорить в свою защиту под страхом за нарушение императорской воли попасть под стражу Инструкция заканчивалась указанием на то, что Елпидию с Евлогием давалась в распоряжение воинская сила, а через них она поступала служение монофизитствующим, преобладавшим на Соборе. Эти предсоборные распоряжения императора заключились его посланием к самому Собору Послание так объясняло причины созыва Собора и указывало такую общую цель его деятельности: "...так как боголюбезный епископ Флавиан захотел возбудить вопрос о святой вере против почтеннейшего архимандрита Евтихия и, созвавши совет, начал что-то делать, то мы, относясь несколько раз к этому боголюбезнейшему епископу, желали воспрепятствовать возбужденному безпорядку, будучи достаточно убеждены в православной вере, преданной нам святыми отцами, бывшими в Никее, и утвержденной святым Собором, бывшим в Ефесе. Но хотя мы и многократно убеждали этого благочестивейшего епископа оставить такое исследование, чтобы это не сделалось причиною безпорядков во всей вселенной, однако же, он не успокоился. Рассудивши, что не безопасно без вашего святого Собора и без предстоятелей святых церквей произвести такое исследование о вере, мы сочли необходимым собраться вашей святости, чтобы вы исторгли весь дьявольский корень из святых церквей и извергли ревнующих о богохульстве нечестивого Нестория или благоприятствующих ему, и неприкосновенность православной веры сделали бы прочною непоколебимою, потому что вся наша надежда и крепость нашей империи зависят от православной веры в Бога и от ваших святых молитв".

Теперь пришел черед суда над Флавианом, архиепископом Константинопольским. По заранее составленному плану как раз в это время на Собор явилось несколько монахов из монастыря Евтихия с челобитной, содержавшей самые несправедливые жалобы на архиепископа. "Флавиан, — говорила челобитная, прочитанная по приказанию Диоскора на Соборе, — осыпал клеветами и хулами нашего пастыря Евтихия и под видом благочестия нашел несправедливый предлог к его осуждению, нам же приказал избегать своего пастыря и не говорить с ним, а монастырское имущество под предлогом помощи бедным велел беречь для самого себя, ибо он торговал им; святой алтарь, Который водрузил Евтихий за шесть месяцев до умышленного извета на него, стоит без божественного жертвоприношения... Мы же сами были связаны несправедливым его осуждением. Поэтому, — заканчивалась челобитная, — умоляем ваш святой Собор сжалиться над нами, потерпевшими такое несправедливое наказание, возвратить нам церковное общение, несправедливо отнятое, и ему, совершившему это (т.е. Флавиану), воздать возмездие за то, что он не праведно судил".

Из трехсот монахов Евтихиева монастыря челобитную подписало только 35, так что дело здесь, без сомнения, не совсем чисто. Монахи были приняты Собором в церковное общение, а челобитная их создала Диоскору удобную почву для дальнейших козней против неповинного Константинопольского архиепископа. Диоскор приказал прочесть определения III Вселенского собора и затем cпpocил: "Думаю, всем нравится Никейское определение веры, которое собор Ефесский утвердил и определил содержать его одно? Мы знаем, что отцы этого Собора постановили, если кто вопреки этому будет говорить или мудрствовать или вводить новое, тот подвергается осуждению. Что вы думаете об этом? Можем ли мы исследовать или вводить новое вопреки этому? Если кто-либо исследовал свыше того, что сказано, определено и одобрено, не будет ли он по всей справедливости подлежать осуждению отцов? Пусть каждый скажет, того ли он мнения?"[5]

Св. Лев обратился также с двумя посланиями, одно за другим, к клиру и народу константинопольскому "Кто мыслит по-монофизитски, — внушал в своих посланиях ревностный ратоборец православия, — того увлекает в сообщество с собою Арий, развращению которого много благоприятствует это нечестие, отрицающее естество человеческое в Боге Слове Кто не признает человеческого естества, воспринятого единородным Сыном Божиим во чреве Дщери Давидовой, тот отлучает себя от всякого таинства веры христианской и, не зная Жениха (Христа), не разумея и Невесты (Церкви), не может быть участником в братском пиршестве (спасении) Плоть Христа есть покров Слова, которым облекается всякий, кто исповедует сие Слово. А кто стыдится Его и отвергает как бы недостойное (плоть Его), тот не может получить от Него никакого украшения, и хотя бы такой приступил к царскому торжеству и присоединился нагло к священной вечере, впрочем, как безчестный собеседник (он) не может утаиться от разборчивости Царя, но, как засвидетельствовал Сам Господь, будет взят и, связанный по рукам и ногам, отошлется в кромешную тьму, где будет плач и скрежет зубов (Мф., 22, 13) Поэтому, кто не исповедует во Христе человеческого тела, тот сам признал себя недостойным таинства воплощения и не может иметь участия в этом таинстве. <...>

I. На первом же заседании Собора, происходившем 8 октября, по настоянию папских легатов, Диоскор Александрийский, занимавший место наряду с прочими отцами, должен был выйти из ряда епископов и сесть посредине, как подсудимый, лишившийся права подавать голос. Тогда выступил на средину в качестве истца Евсевий Дорилейский, много претерпевший на соборе "разбойничьем".

Это общее заявление о насилиях и устрашениях, производимых Диоскором, подтвердили с уяснением более частных и поистине вопиющих по нарушению справедливости подробностей: Стефан, епископ Ефесский, Феодор, епископ Клавдиопольский, Василий, епископ Селевкии Исаврийской. По заявлению многих обнаружилось также, что знаменитое послание папы Льва умышленно удержано (от чтения) Диоскором, хотя он "семь раз клялся пред всеми, что велит его прочитать". К концу чтения деяний собора Ефесского, раскрывавшего все новые и новые злоупотребления Диоскора, осветившего всю преступность его действий, епископы, принимавшие участие в Ефесском соборе и в той или иной степени повинные в его незаконных деяниях, глубоко раскаялись в своем грехе и много раз восклицали пред лицом Собора: "Все мы просим прощения". Лишь Диоскор с несколькими Египетскими епископами продолжал упорствовать в еретичестве и даже открыто, перед лицом Собора, заявил свои еретические монофизитские воззрения.

II. Обсуждение отцами Собора вопроса о соединении во Христе Иисусе двух естеств открылось заявлением Собору предложения о составлении нового вероопределения, устраняющего лжеучение монофизитов и примиряющего всех "Должно исследовать, рассуждать и стараться о том, — говорило предложение, — чтобы утвердить истинную веру, ради которой по преимуществу и составился Собор; желательно было бы, чтобы учение о предметах веры было правильное и всякое сомнение было устранено согласным изложением и учением всех святых отцов (Собора), потщитесь без страха, без yгодливости и вражды изложить веру в чистоте, так чтобы и те, кои мудрствуют неодинаково со всеми, снова приведены были познанием истины к единомыслию".

При обмене мнений по поводу этого предложения, после некоторых довольно продолжительных разногласий, Собор пришел к единодушному решению прочесть некоторые творения Соборов и отцов Церкви, где с особенною ясностью выражалась истина православия. Прежде всего прочитан был символ Никейский, законченный при кликах отцов Собора: "Эта вера православных! Ею все веруем, в ней мы крестились, в ней крестим. Все так веруем!" Нашел единодушное признание, по его прочтении, и символ Константинопольский 381 года, церковный авторитет которого до сих пор еще не был прочно установлен. Все епископы Собора, выслушав Константинопольский символ, восклицали: "Это вера всех! Это вера православных!" Вслед за чтением символов Собор приступил к чтению святоотеческих писаний, в которых находилось ясное и определенное учение о целости и полноте во Христе Иисусе двух естеств, причем указание на единение их отмечалось не такою силою, как указание на различие. Сначала прочитаны были сочинения св. Кирилла Александрийского, читанные ранее на Константинопольском соборе 448 года: послание св. Кирилла к Несторию и знаменитое послание святого отца, написанное по совершении унии. Чтение этих произведений св. Кирилла было покрыто радостными кликами: "Так веруем! Как Кирилл, так веруем!"

Но и убеждения сановников не могли заставить отцов, желавших оставить вероопределение без изменения, отказаться от этого желания. Об этом доложено было императору Маркиану. Последний обратился к Собору с таким именным указом. Пусть вероопределение будет пересмотрено или тем путем, какой указывали сановники, или же чрез первенствующих митрополитов на самом Соборе. В случае же несогласия на это предложение Собор объявлялся закрытым. Но и строгое решение императора осталось без воздействия на епископов, не хотевших пересмотра; они говорили: "Или пусть имеет силу определение, или мы уйдем". Таким образом, дело еще более осложнялось.

Но что казалось едва достижимым для человеческих сил, то, по благодати Святого Духа, осуществилось самым простым образом. Императорские чиновники снова повторили свои слова, уже сказанные было Собору. "И единодушие самое полное, вожделенное, самое священное водворилось на Соборе". "Диоскор, — сказали сановники, — говорил: "из двух" естеств (т.е. Христос слагается) принимаю, но "два" естества (т.е. неслиянные) не принимаю. А святой Лев говорит, что во Христе два естества соединены неслитно, неизменно и нераздельно в одном Единородном Сыне, Спасителе нашем. Итак: кому следуете, Льву или Диоскору?" "Как Лев веруем! Противоречащие евтихианисты! Лев изложил православно!" — единодушно воскликнули отцы Собора. Воспользовавшись этим единодушием, сановники предложили внести в вероопределение мысль Льва Вели кого, что во Христе два естества соединены неслитно, неизменно и неразлучно. Это предложение было принято без возражений. Тотчас, по прошению всех, избрана была комиссия из епископов — предстоятелей важнейших округов, которые на короткое время и удаляются с Собора для произведения изменений в вероопределении. По возвращении членов комиссии было прочитано вероопределение Халкидонского собора, покрытое единодушными кликами восторга.

Этот замечательный в истории христианства документ состоит из обширного введения и краткого вероопределения. Во введении указываются те догматические произведения христианской Церкви, которые необходимо признавать каждому верующему, желающему по истине, а не по имени только, носить имя православного. Здесь отмечен был символ Никейский, а за ним Константинопольский II Вселенского собора, причем о последнем символе вероопределение говорит с особенною похвалою и уважением. Так "Символ Константинопольский после продолжительного бурного плавания среди споров и разногласий о нем, наконец, благодаря Халкидонскому собору, вступает в тихую пристань". Вероопределением утверждались постановления III Вселенского собора, о котором все еще ходили споры, — Вселенский он или нет. За сим вероопределение отличает следующие святоотеческие писания, имевшие важное значение для решения вопроса о лице Богочеловека: послание св. Кирилла Александрийского к Несторию, читанное на Константинопольском соборе 448 года и его же послание "К восточным", писанное по совершении унии. Таким образом, святые мужи, стоявшие за унию, "недаром пострадали от Собора разбойничьего", — их кровь вопияла к небу, и Дух Святой устами отцов Халкидонского собора благословил их дело, увенчал их труды". После сочинений св. Кирилла вероопределение с самою высокою похвалою относится к окружному посланию св. Льва Великого.

За этим введением идет следующее определение о вере IV Вселенского собора в Халкидоне: "Последуя святым отцам, все согласно научаем исповедывать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в Божестве, совершенного в человечестве, истинно Бога, истинно человека, того же из разумной души и тела, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного нам по человечеству, одного и того же Христа, Сына, Господа единого прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы по человечеству, одного и того же Христа, Сына, Господа единородного в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, так что соединением ни сколько не нарушается различие двух естеств, тем более сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно лицо, в одну ипостась, — не в два лица рассекаемого или разделяемого, но одного и того же Сына, Единородного, Бога Слова, Господа Иисуса Христа, как в древности пророки (учили) о Нем и как Сам Господь Иисус Христос научил нас, и как предал нам символ отцов".

Отцы Собора свое единодушное согласие с символом выражали кликами: "Это вера отцов! Архиепископы пусть подпишут тотчас; хорошо определенное пусть не подвергается отсрочке. С этою верою все мы согласны. Все так мудрствуем!"

Об установлении вероопределения отцы Собора довели до сведения императора особым донесением, имевшим такой вид: "Посланиe Халкидонского собора к императорам — Валентиниану и Маркиану".

"Благочестивейшим, благовернейшим и христианнейшим импе раторам, победителям и триумфаторам, Валентиниану и Маркиану, святой и великий Собор, по благодати Божией и по повелению вашего благочестия собравшийся в городе Халкидоне (для сильных болезней нужны и сильное лекарство, и мудрый врач). Поэтому-то Господь всех приставил ваше благочестие к страданиям вселенной, как наилучшего врача, чтобы вы исцелили их приличными лекарствами. И вы, христианнейшие, принявши Божественное определение, пред всеми другими приложили приличную заботливость о Церкви, предписывая первосвященникам врачевство согласия. Ибо, собрав нас отовсюду, вы употребили все средства, чтобы уничтожить случившееся разногласие и укрепить учение отеческой веры. А мы, размышляя и отыскивая причину бури, поднявшейся во вселенной, нашли, что виновник этого дела — Диоскор, бывший епископ Александрийский. Во-первых, потому, что он запретил прочитать почтеннейшим епископам, собравшимся в Ефесе, послание святейшего архиепископа древнего Рима Льва, отправленное к святой памяти Флавиану, бывшему епископу города Константинополя, и это после своих обещаний и многих клятв, как мы узнали, присутствуя (там). Во вторых, потому, что он Евтихию, страждущему нечестием Манихея и законно низверженному, возвратил как священство, так и начальство над монахами незаконно, прежде соборного определения, и при том тогда, как святейший и блаженнейший архиепископ великого Рима Лев в том же послании определил должное (ему) и осудил преступное нечестие Евтихия, который говорил: "Исповедую Господа нашего Иисуса Христа прежде соединения двух естеств, а после соединения одно естество". Далее, потому, что он причинил оскорбления боголюбезнейшему епископу Евсевию. Еще и потому, что он coбственною властию принял в общение некоторых, осужденных paзличными соборами, тогда как святые правила предписывают, что лишенных общения одними не должны принимать в общение другие.

Мы уверены, что и вы, благочестивейшие и христианнейшие императоры, согласитесь с нами; мы знаем, какой страх внушает злым ваша почтенная власть и какую заботливость вы оказываете о церковном мире, будучи научены опытом. А чтобы ваша христианнейшая власть знала яснее, что определено верно и согласно со святыми правилами и волею Божиею, мы присовокупили к сему донесению и самые состоявшиеся документы деяний с подписью всех нас". Вероопределение установлено и прочитано было на Соборе в воскресенье 22 октября 451 года. На следующем, шестом заседании, 25 октября, происходило торжественное утверждение вероопределения, совершенное в присутствии императора Маркиана, императрицы Пульхерии и многочисленного собрания придворных чинов.

Император открыл это радостное заседание речью к отцам Собора, в которой, между прочим, говорил: "В недавнее время открылись некоторые, одни по жадности к деньгам, а другие по худым пристрастиям, мудрствующие разное и излагающие перед толпою учения, полные вредных заблуждений. Желая уврачевать зло, мы собрали святой ваш Собор в уверенности, что от ваших трудов по путешествию будет величайший успех в деле утверждения Богопочитания, так что отнимется тьма, лежащая на умах заблуждающихся людей. Итак, пусть обнаружится истина, заключающаяся в ваших изложениях. Мы же, чтобы придать твердость деяниям соборным, а не для показания силы, решились присутствовать на Соборе, взявши во образец блаженной памяти Константина". За речью императора, покрытой радостными кликами отцов Собора, последовало чтение вероопределения, за которым государь спросил отцов: "Пусть скажет святой собор, по согласию ли всех епископов провозглашено прочитанное теперь определение?" — "Все так веруем, — послышалось в ответ, — все так мудрствуем. Маркиану, новому Константину, новому Павлу, новому Давиду много лет; вы — мир вселенной; вы — светила православия; Господи, сохрани светила вселенной; Пульхерия — новая Елена, ты явила ревность Елены; Несторию, Евтихию и Диоскору анафема, Троица извергла троих!"

Воспоминание IV Вселенского собора совершается Православною церковью 16 июля.

[1] Валентин учил, что тело Христа создано было Творцом из эфирной материи неба. Аполлинарий учил, что Господь Иисус Христос не был полным, всецелым человеком, так как Он не обладал разумною душою, которую в Нем заменяло Божество.

[2] Так в первый раз Собор назван был современным ему папою Львом Великим, явившимся истинным оплотом православия в это трудное и тяжелое для Восточной Церкви время. Папа Лев скончался 461 года 10 ноября. Память его Православною Церковью совершается 18 февраля.

[3] В высочайшем послании, адресованном Диоскору, архиепископу Александрийскому, читаем: "Феодориту Кирскому мы повелеваем не прежде придти на Собор, как когда угодно будет всему Собору, чтобы и он присутствовал на нем. Если же возникнет какое-либо разногласие касательно его, то мы повелеваем собраться Собору без него и решить то, что повелено". По-видимому, это устранение Феодорита с Собора было условным, но, в сущности, в виду преобладания на Соборе сторонников Евтихия, оно было окончательным.

[4] История ничего не знает о воспитании и образовании Диоскора; ей известна только его деятельность, как человека проникнутого враждою к истине, ревностию к заблуждению и ненавистью к имени св. Кирилла за его деятельность в создании и защите унии. По своим догматическим воззрениям Диоскор был чистым монофизитоми еще до Константинопольского собора находился в сношениях с монофизитами всех стран, которые и действовали под его руководством во главе с Евтихием. Когда поднялось дело Евтихия после Константинопольского собора, Диоскор, естественно, встал на его сторону. К этому его побуждала и борьба за иерархическое первенство. Епископы Константинополя, вследствие близости к императору, приобрели первенство чести между всеми епископами Востока и исключительное влияние на дела церковные. Александрийская церковь, как более древняя и притом апостольского происхождения, могла почитать себя имеющею больше прав на это первенство. Дело Евтихия открывало Диоскору удобный случай явиться судьею Константинопольского патриарха и, следовательно, первенствовать над ним.

[5] Нельзя не отметить, что правило III Вселенского собора, запрещающее изменения символа, Диоскор, в целях применения его к Флавиану, неправильно истолковывает, как запрещение всякого богословствования.

[6] Свое православие Маркиан выразил главным образом созванием IV Вселенского собора; он заявил его и тотчас по своем вступлении на престол, когда распорядился, чтобы останки умершего в изгнании архиепископа Флавиана были перенесены и торжественно положены в Константинопольском храме святых апостолов, где погребались епископы Царьграда. Затем Маркиан приказал возвратить из ссылки на их кафедры епископов, изгнанных вследствие осуждения на "разбойничьем" соборе.

[7] Отцы IV Вселенского собора свидетельствуют о Пульхерии, что она "всю жизнь проводит в молитве" и что у нее "беседа в псалмах".

[8] Указ об этом был издан I сентября 451 года и гласил: "Всем занятиям должны быть предпочитаемые божественные дела. А так как возбуждены некоторые недоумения касательно нашей Православной веры, то нам благоугодно, чтобы составился святой Собор в Никее, дабы при общем согласии всех, по точном исследовании истины и по устранении всякого пристрастия, которым уже злоупотребляли некоторые и возмущали православное благочестие, яснее открылась истинная вера и уже не могло быть никакого сомнения и разногласия. Если не воспрепятствуют военные походы, мы сами лично будем присутствовать на досточтимом Соборе".

[9] В Пафлагонии. Здесь Диоскор умер в 454 году. Вопрос об еретике Евтихии отцами не рассматривался; известно, однако, что Евтихии, по окончании Собора, был подвергнут ссылке.

Такое отношение со стороны православных к Феодору Мопсуестскому, Феодориту Кирскому и Иве Едесскому открывало возможность монофизитам укорять Церковь в скрытой приверженности к несторианству. По свидетельству одного современника, "еретики (монофизиты) поносили священников Церкви как последователей Нестория". С другой стороны, и несториане, которых все еще было немало на Востоке, извлекали выгоды из того обстоятельства, что помянутые сторонники несторианства не были осуждены Православною Церковью. Дело в том, что сочинения Нестория были изъяты из публичного обращения императорскими указами, и для распространения своей ереси несториане прибегли к распространению тех сочинений Феодора, Феодорита и Ивы, в которых развивались несторианские воззрения. На восьмом заседании V Вселенского собора прямо засвидетельствовано: "Последователи Нестория старались навязать Церкви Божией свое нечестие через нечестивого Феодора, который был епископом Мопсуеста, через его нечестивые сочинения, и посредством того, что написал нечестиво Феодорит и посредством злостного послания, которое, говорят, написал Ива Марию Персу".

Император надеялся, что указ будет принят всеми представителями церковной власти и, таким образом, получит общецерковное значение. Но случилось обратное. Указ вызвал новые великие смятения в Церкви, известные как "спор о трех главах"[2]. Спорящие стороны, та и другая, имели под собою почву, так как в жизни и деятельности Феодора, Феодорита и Ивы в отношении к Церкви находились основания и для их защиты, и для их осуждения. Естественно, что с первым требованием о подписании указа император обратился к Мине, патриарху Константинопольскому. Мина пришел в раздумье, как бы своею подписью указа, призывающего к осуждению того, чего не осуждал IV Вселенский собор, не нанести укоризну последнему. Впрочем, после некоторого колебания патриах Константинопольский подписал указ, но с оговоркой, что если папа Римский откажется это сделать, то и его подпись должна считаться недействительной. Остальные восточные патриархи — Зоил Александрийский, Ефрем Антиохийский и Петр Иерусалимский — тоже не без колебаний подписали указ, отчасти из приличия, отчасти из страха. За патриархами подписали и прочие восточные епископы.

Совершенно иное отношение указ встретил на Западе, епископы которого менее боялись императора и потому в своих суждениях и действиях были более независимы. Западные епископы поднялись на открытую борьбу с указом императора. Прежде всего императору пришлось натолкнуться на это сопротивление Западной церкви в самом Константинополе. Поверенный (апокрисиарий) папы в Константинополе Стефан, узнав о подписи указа патриархом Миною, прервал с ним общение и других призывал к тому же. Декий, епископ Медиоланский, находившийся в Константинополе при обнародовании указа, тоже заявил открытый протест.

С особенною решительностью и как один человек восстали епископы африканские, выразившие свое неодобрение указу даже особым посланием к императору, составленным от лица их епископом Понтианом. "Все те сочинения, о которых началась речь, — писали Юстиниану африканские епископы, — нам мало известны. Когда они дойдут до нас и когда, прочтя их, мы усмотрим, что они противны правой вере, то мы осудим их, но не самих авторов, уже умерших. Ежели бы они живы были доселе и не захотели осудить своих погрешностей, то только в таком случае они сами могли бы подлежать справедливому осуждению. К чему послужит осуждение наше, ежели они не могут исправиться в своих заблуждениях? Мы боимся, чтобы осуждение их не послужило в пользу монофизитов. Зачем нам безпокоить умерших? Они теперь пред лицом Судии истинного, выше Которого нет другого судии".

Когда указ дошел до Рима, то папа Вигилий через двух своих диаконов Пелагия и Анатолия пожелал прежде всего навести справку, как судят об указе африканские епископы. На запрос Римской церкви ответил ученый карфагенский диакон Фульгенций Ферранд особым посланием , которое послужило для Рима руководством в его отношении к указу Юстиниана. В своем послании Фульгенций Ферранд развивает следующие основные положения: 1) согласие с указом Юстиниана равносильно с пренебрежением к значению IV Вселенского собора[3]; 2) умерших осуждать не следует[4]; 3) своим указом император насилует совесть членов Церкви[5]. Папа отклонил от себя подписание указа. Враждебно встречен был указ и в других местах Запада, и в Элладе, и Иллирике.

Видя противодействие Запада, император решил склонить на свою сторону папу Римского, как патриарха Запада. В целях более успешного воздействия на тогдашнего папу Вигилия император вызвал его в 547 г. в Константинополь; Вигилию был повод отправиться в Византию и по делам политическим, и по причине нашествия на Рим готов. Но прибыв в Константинополь, папа вначале не изменял своего отношения к указу; он даже отлучил патриарха Мину от церковного общения на четыре месяца за его осуждение "трех глав". Мина ответил Вигилию тем же. Однако затем, частью вследствие твердого отпора со стороны Константинопольского патриарха, частью ввиду лучшего ознакомления с делом на месте его возникновения, частью по слабохарактерности, уступая влиянию двора и надеясь встретить согласие всех восточных епископов на осуждение "трех глав", папа Вигилий изменил свое решение. Он пошел вроде на осуждение "трех глав" и обнародовал в этом смысле особый документ, известный под названием Iudicatum, где выражал свое согласиe с решением императора и Церкви Восточной, осуждая Феодора заего учение и сочинения, Феодорита за некоторые сочинения, написанные против православия, и Иву за послание к Марию Персу.

Но согласие папы Вигилия, как выяснилось в дальнейшем, вовсе не означало согласия на осуждение "трех глав" Западного духовенства, которое вступило в борьбу со своим патриархом, как отступником от веры. Эту борьбу с папою начали два диакона из его же свиты в Константинополе: родной племянник папы Рустик и Севастиан. Осуждая св. Кирилла Александрийского, вероятно, за его стремление подвергнуть анафеме сочинения Феодора Мопсуестского, Рустик и Севастиан, напротив, горячо защищали последних, объявляя при этом что папа сделался противником Халкидонского собора. Они рассылали письма, в которых доказывалась неправильность осуждения "трех глав"; эти письма в иных местах вызывали столь сильные разногласия, что доходило до кровопролития. Рустик и Севастиан обратились с прошением даже к самому императору, где доказывали, что папа Лев, современник Халкидонского собора, был защитником сочинений Феодора Мопсуестского. За свою деятельность Рустик и Севастиан вместе с другими участниками их "заговора и скопа" лишены были принадлежащего им церковного достоинства.

Но это не остановило сопротивление папе. Вместе с распространением на Западе слухов о поведении Вигилия все более возрастала церковная смута. Иллирийские епископы собрали в 549 году Собор, который обратился с посланием к Юстиниану, доказывая несправедливость осуждения "трех глав"; этот же Собор осудил епископа Бенената, который порицал "три главы". Африканские епископы на Соборе 550 года отлучили папу Вигилия от церковного общения, пока он не принесет покаяния; Собор обращался к императору с посланием, защищавшим последних. Даже в отдаленной Галлии началось возмущение против Вигилия.

Среди многочисленных борцов с указом императора безспорно выдающееся место принадлежит епископу Гермианскому (Африка) Факунду. Он издал обширное сочинение "В защиту трех глав", где на основании исторических данных из сочинений осуждаемых мест, подтверждающих православие их, на основании установления понятия еретик и доказательств невозможности применять суд к умершим строит свою апологию.

В защиту Феодорита Факунд говорит очень немного: оправдание его он основывает на деяниях Халкидонского собора и на отношении отцов этого Собора к Феодориту.

Принесены были на Собор древнейшие диптихи, писанные на пергаменте и уже не употреблявшиеся за богослужением; оказалось, что в них на том месте, где по порядку следования во времени должно быть имя Феодора, помещено имя Кирилла. Результат изысканий Собора был изложен председателем его в следующих словах "Ясно показано, что прежний Феодор, который был епископом в сем городе, в древние времена не был провозглашаем при Божественном таинстве и исключен был из священных диптихов, и вместо ею имени вписан был святой памяти Кирилл", — о чем и сообщено было императору и папе.

С тою же целью обнаружить неосновательность защиты "трех глав" император, вероятно, в 551 году издал указ, где с большою тщательностью опровергаются возражения, какие делались против осуждения "трех глав". Этот указ разделяется на три части.

Первая содержит богословствование о Святой Троице и соединении во Христе Иисусе двух естеств с опровержением тех доказательств, какие приводили в защиту монофизитства сами еретики.

Вторая часть содержит анафематства на различные заблуждения и еретиков Церкви древней, и современной произносит анафему на Феодора Мопсуестского, на некоторые сочинения Феодорита и на письмо Ивы к Марию Персу.

Третья часть опровергает возражения, приводимые защитниками "трех глав" против их осуждения указом императора.

Так, в защиту Феодора Мопсуестского противники указа говорили: а) если в сочинении Феодора и замечаются заблуждения, то отсюда только тот правильный вывод, что их и нужно анафематствовать, а никак не лицо сочинителя. Юстиниан в ответ на это возражение приводит текст Священного Писания, что "в равне ненавидима суть Богу и нечествуяй, и нечестие его" (Прем., 14, 9). б) В устранение возражения, что нельзя анафематствовать Феодора, как уже умершего, Юстиниан указывает, что подобное анафематствование совершалось в Церкви как в древности, так и в более близкое время. Это Видно из деяний святых Соборов, например, Никейского, безымянно анафематствовавшего всех последователей Ария; видно из слов блаженного Августина, который говорит о себе, что он, в случае нужды, "подверг бы" одного епископа (Цецилиана), если бы было доказано его еретичество, "анафеме и после его смерти". Затем, если нельзя осуждать еретиков по смерти, то, с другой стороны, нельзя и оправдывать после смерти невинно осужденных, тогда как Церковь после смерти именно оправдала Иоанна Златоуста и Флавиана, архиепископов Константинопольских, в) Что же касается указания, что не следует анафематствовать Феодора как умершего в общении с Церковью, то, в согласии с указом, в общении с Церковью находятся лишь лица, до конца своей жизни соблюдающие содержимое ею учение благочестия; Феодор же постоянно пребывал в нечестии, поэтому и умер вне общения с Церковью. При этом приводится как доказательство уже известное решение поместного Собора в Мопсуестсе. г) Указание защитников Феодора на добрые отзывы о нем чтимых Церковью лиц, например, св. Кирилла Александрийского, Иоанна Антиохийского с Собором, в доказательство невозможности осуждения Мопсуестского епископа не оставлено Юстинианом тоже без рассмотрения. Соглашаясь, что св. Кирилл говорил нечто за Феодора, Юстиниан замечает, что гораздо более св. отцом сказано против Феодора. Похвала же Иоанна Антиохийского и Собора антиохийских епископов произнесена ими во дни вражды с Кириллом, когда они были сторонниками Нестория. Притом Церковь знает примеры, что похвала даже св. отцов некоторым еретикам не освободила последних от осуждения и анафемы после того, как обнаружено было их нечестие.

Однако, несмотря на все усилия императора, Западная Церковь не переставала противиться осуждению "трех глав". Эта стойкость отразилась и на папе Вигилии, который начал колебаться в своем решении анафематствовать "три главы". Видя такое положение вещей, император для окончательного решения вопроса созывает V Вселенский собор.

Папа Вигилий все еще жил в Константинополе, и император желал видеть его на Соборе. Собор отправил к папе посольство с предложением явиться на Собор. Приглашать папу отправились три патриарха (Константинопольский, Александрийский, Антиохийский) и 17 епископов. Он отказался прибыть, объяснив, что по слабости телесной не может выполнить этого требования, однако же обещал на следующий день объявить, какого он мнения о таком Соборе". Собрание епископов разошлось по домам. Вторичное посольство к папе из нескольких епископов и светских чиновников как депутатов от лица императора, тоже получило отказ, но на этот раз свое нежелание идти на Собор папа не оправдывал болезнью, а прямо заявил, что на Соборе очень мало западных епископов по сравнению с числом восточных. Папа обещал, впрочем, письменно высказаться по вопросу об осуждении "трех глав". Третье посольство, по обычаю отправленное к папе, тоже ничего не достигло: папа отказался присутствовать на Соборе, и посланные объявили ему, что Собор вынужден будет открыться без него. Некоторые из западных епископов, бывших в Константинополе, ссылаясь на отказ папы, тоже отказывались идти на Собор. Истинная же причина подобных отказов заключалась в том, что папа опять возвратился к мысли, что не следует производить осуждения "трех глав"[7]; зная же, что восточные епископы держатся противоположного взгляда, папа счел за лучшее вовсе не являться на Собор.

Император обратился к отцам Собора с указом, прочитанным при открытии соборных заседаний. В нем намечался порядок рассмотрения спорного вопроса о "трех главах": "Просим вас рассмотреть то, что написано как в других сочинениях (Феодора Мопсуестского), так и в его символе; просим также рассмотреть и то, что о нем и его хулениях написали святые отцы и обнародовали наши предшественники, равно и то, что написали о нем писатели церковной истории... Просим вас порассудить и о мнении тех, которые утверждают, будто не следует анафематствовать еретиков по смерти, и просим держаться в этом случае учения святых отцов, которые и по смерти анафематствовали умерших в своем нечестии. Просим вас обратить внимание на то, что нечестиво написано Феодоритом против правой веры и против Ефесского собора, против памяти Кирилла и против его 12 глав и что тот же Феодорит написал в защиту Феодора и Нестория и их хулений против памяти Кирилла. Просим также сделать исследование и о нечестивом послании, которое написал Ива к Марию Персу. И так как некоторые дерзают утверждать, что послание это, содержащее нечестие, принято и святым Халкидонским собором, то просим вас сличить то, что сказано этим святым Собором в определениях его, изложенных в защиту веры, и то, что содержится в нечестивом послании, чтобы всесторонне доказать справедливое, а нечестивое осудить".

Взяв в руководство распорядка своей деятельности указ императора, отцы Собора прежде всего занялись вопросом о Феодоре Мопсуестском. Из сочинений последнего на Соборе извлечено и прочитано было очень много мест, причем обнаружилось, что Феодор, в сущности, повторял учение Нестория, осужденное III Вселенским собором. Неправославные мнения Феодора, открытые и изобличенные Собором и названные им "сокровищами нечестия", сосредотачивались, главным образом, на учении о двух естествах во Христе и образе их соединения и заключались в следующем:

1) От Пресвятой Девы Марии родился не Бог, а человек[8];

2) Бог Слово не рождался от Девы Марии, а лишь присутствовал в человеке Иисусе при Его рождении и во время остальной Его жизни[9];

3) С таким воззрением Феодор, естественно, приходил к составлявшему сущность несторианства учению о разделении естеств в
Богочеловеке: по его утверждению, во Христе Иисусе существовали
как бы два лица, Божеское и человеческое, не соединяясь одно с
другим[10];

4) При этом Феодор, вопреки учению православной Церкви, не
полагал никакого различия между человеком-Христом и всяким другим человеком; он считал свойственной человеку-Иисусу борьбу со
страстями и похотями, так что, по мысли Феодора, "только чрез свое
воскресение Христос, как человек, сделался неизменяемым, т. е. неудобопреклонным ко злу. Почему до воскресения из мертвых Он
укорял Петра за то, что тот соблазняет Его своими словами (Мф.,
16, 23). Через воскресение же Христос сделался совершенно непорочным".

5) Если же Христос как человек не обладал нравственным совершенством, то, — учил Феодор, — Он нуждался в руководстве Духа Святого и в содействии Бога Слова в достижении непорочности".

6) Признавая, что от Пресвятой Девы Марии родился не Богочеловек, а человек-Христос, Феодор почитал возможным только в относительном, а не буквальном смысле именовать Деву Марию Богородицею. "Когда спросят, — рассуждал Феодор, — мать человека или Матерь Бога — Мария? — мы должны отвечать: "И то и другое, первое по естеству, второе относительно. Она матерь человека, потому что человек был во чреве Ее; но Она Матерь Бога, потому что Бог был в рожденном человеке, но Он был в нем по благоизволению".

Кроме того, Собором в сочинениях Феодора Мопсуестского были открыты хотя и не столь важные, но все же значительные заблуждения, из коих некоторые граничили с ересью, а именно: его хульные отзывы о включенных в священный канон Книги Иова, и Книги "Песнь песней", его отрицание за многими ветхозаветными пророчествами, относящимися к Мессии, мессианского значения и наконец его мнение, что наименование христиане однородно с наименованием других людей, "следующих, по его выражению, какой-либо секте".

Так, защитники Феодора отрицали возможность его осуждения на том основании, что в одном из посланий св. Кирилл Александрийский называет Феодора "добрым Феодором". Но чтение послания показало отцам Собора, что св. Кирилл, называя Феодора "добрым" за его борьбу с арианством и труды по истолкованию Священного Писания, в том же послании порицает того же Феодора за неправильные мысли о соединении двух естеств во Христе. Притом отцы Собора пояснили, что хороший отзыв уважаемого Церковью лица о другом, оказавшемся еретиком, не избавляет последнего от осуждения: одобрительный отзыв св. Василия Великого об Аполлинарии не избавил Аполлинария от осуждения за еретичество; папа Лев, одобрявший в своем послании Евтихия, впоследствии анафематствовал его как еретика. Кроме того, снисходительный отзыв о заблуждающемся лице делается иногда в целях достижения церковного мира. Св. Кирилл отзывается кротко о Феодоре единственно в тех видах, чтобы не усилить вражду несториан к Церкви.

При этом перечитаны были на Соборе деяния Мопсуестского поместного собора, обнаружившего, что имя Феодора с давних лет было вычеркнуто из церковных диптихов.

Окончив суждение о Феодоре Мопсуестском и отложив осуждение его до времени рассмотрения дела всех "трех глав", Собор, согласно пожеланию императорского указа, приступил к рассмотрению сочинений Феодорита Кирского, написанных для содействия несторианству в борьбе с православием Собор признал заслуживающими особого порицания следующие сочинения Феодорита:

1) Разбор двенадцати анафематизмов Кирилла, где несторианские воззрения Феодорита нашли открытое выражение, как видно, например, из следующего места: "Бог Слово не родился от Девы естеством, зачавшись и образовавшись, и с того времени получив начало существования, но образовавший Себе храм в девической утробе был вместе с образованным и рожденным. Поэтому и Святую Деву называем Богородицей не потому, что Она родила Бога по естеству, но потому, что Она родила человека, соединенного с Богом, Который образовал его".

2) Некоторые послания, где Феодорит поносил незаслуженными
укоризнами защитника правой веры св. Кирилла Александрийского. В числе их прочитано было на Соборе и то послание Феодорита, которое им написано было вслед за смертью св. Кирилла. Послание это полно насмешек и издевательств над почившим великим святителем[12].

3) Послание Феодорита к Андрею, епископу Самосатскому, полное ужасных хулений на III Вселенский собор, православные епископы которого представляются в нем злодеями, приверженцы несторианской ереси — как страдальцы за невинную веру[13].

4) Послание Феодорита к Несторию после III Вселенского собора, из которого видно, что Феодорит оставался другом и преданным учеником Нестория и после анафематствования его Вселенскою Церковью, как обнаруживается это из самого заглавия послания — "Господину моему, достопочтеннейшему и благочестивейшему и святейшему отцу, епископу Несторию". Выслушаны были Собором и писания Феодорита в защиту Феодора Мопсуестского.

Свое суждение о Феодорите как авторе неправославных сочинений и об отношении к нему IV Вселенского собора в Халкидоне отцы V Вселенского собора кратко выразили так: "Имея в виду то, что нечестиво написал Феодорит, должно удивляться проницательности святого Халкидонского собора, ибо, зная его богохульства, он прежде довольно часто употреблял против него многие воззвания, а после иначе не принял бы его, ежели бы он наперед не анафематствовал Нестория и его богохульства, в защиту которых прежде писал".

Для совершенного и окончательного удостоверения, что послание Ивы не было принято Халкидонским собором, отцы сличили послание к Марию Персу с его вероопределением. С непререкаемою ясностью открылось, что мнения, изложенные в послании отвергались отцами Халкидонского собора. Тогда единодушно послание Ивы было объявлено еретическим. "Все мы, — воскликнули отцы V Вселенского собора, — осуждаем послание; все мы анафематствуем оное; послание чуждо Собору, послание противно определениям, все послание еретическое, все богохульное. Кто его не анафематствует, тот еретик. Кто принимает послание, тот отвергает святых халкидонских отцов. <...>

"Осуждаем и анафематствуем вместе со всеми другими еретиками и Феодора, который был епископом в Мопсуесте, и его нечестивые сочинения, и то, что нечестиво написал Феодорит против правой веры, против 12 глав св. Кирилла и против Ефесского собора и что написано им в защиту Нестория. Кроме того, анафематствуем и нечестивое послание, которое написал Ива к Марию, отвергающее, что Бог Слово, воплотившись от Святой Богородицы и Приснодевы Марии, сделался человеком, и порицающее святую память Кирилла, учившего православно, как еретика и как писавшего подобно, Аполлинарию, и обвиняющее Ефесский собор в том, что им низложен Несторий без суда и следствия, и защищающее Феодора и Нестория и их нечестивые учения и сочинения. Итак, анафематствуем вышеупомянутые "три главы", т.е. нечестивого Феодора с его непотребными сочинениями, и то, что нечестиво написал Феодорит, и нечестивое послание, которое приписывается Иве, и их защитников, и тех, которые писали или пишут в защиту их, или дерзают называть их православными, или вообще, защищая их, стараются защитить их нечестие именем святых отцов и святого Халкидонского собора".

Таким образом, Собор осудил лицо и сочинения Феодора Мопсуестского, Феодорита же и Иву не осудил, а анафематствовал только некоторые сочинения первого и послание второго.

Затем, "возжигая свет знания из божественного Писания и учения святых отцов", отцы Собора, кроме помянутого вероопределения, сочли необходимым изложить вкратце по пунктам проповедание истины и осуждение еретиков с их учением. Всех таких пунктов 14. В первых 11-и излагается сущность вероучения направленного против ересей, осужденных на предшествовавших Вселенских соборах; остальные пункты — 12, 13 и 14 — следующим образом излагают более подробные постановления относительно Феодора Мопсуестского, Феодорита и Ивы.

Вместе с делом о "трех главах" отцы Собора рассматривали вопрос о заблуждениях Оригена, знаменитого по своим дарованиям церковного учителя (III в.). Это было сделано во исполнение желания императора, выраженного им в обширнейшем послании к Мине, патриарху Константинопольскому. В этом послании, между прочим, находится следующий перечень еретических заблуждений Оригена, которые необходимо, по мнению императора, осудить:

1) Кто говорит или думает,что души человеческие предсуществовали, что они были прежде умами и святыми силами, наслаждались полнотою божественного созерцания, а затем обратились к худшему и через это охладели в любви к Богу, отчего и называются душами и в наказание посланы в тела, да будет анафема.

2) Кто говорит или думает, что душа Господа прежде существовала и соединяла с Богом Словом прежде воплощения и рождения Его от Девы, да будет анафема.

3) Кто говорит или думает, что сначала во чреве Святой Девы образовалось тело Господа нашего Иисуса Христа и затем с ним соединились Бог Слово и душа, существовавшие уже прежде, да будет анафема.

4) Кто говорит или думает, что Слово Божие уподоблялось всем небесным чинам, было для херувимов херувимом, для серафимов серафимом и уподоблялось всем вообще высшим силам, да будет анафема.

5) Кто говорит или думает, что тела человеческие в воскресении
восстанут шарообразными и не исповедует, что мы восстанем в правильном виде, да будет анафема.

6) Кто говорит, что небо, солнце, луна, звезды, воды, которые выше небес, суть существа одушевленные и некоторые разумно-вещественные силы, да будет анафема.

7) Кто говорит или думает, что Господь Христос распнется в будущем веке за демонов, как и за людей, да будет анафема.

8) Кто говорит или думает, что могущество Бога ограничено или что Он создал столько, сколько мог обнять, да будет анафема.

9) Кто говорит или думает, что наказание демонов и нечестивых людей временно и что после некоторого времени оно будет иметь конец, или что будет восстановление демонов и нечестивых людей, да будет анафема.

10) Анафема и Оригену, прозванному адамантовым, изложившему это вместе с его нечестивым, непотребным и преступным учением, и всякому, кто держится этих мыслей, или защищает их, или каким-нибудь образом когда-либо осмелится повторять их.

Послание заключается следующим требованием: "Желая удалить всякий соблазн из святейшей Церкви, чтобы в ней не оставалось никакого порока, и последуя Божественному Писанию и писаниям святых отцов, отвергших как самого Оригена, так и его зловредное и нечестивое учение и праведно подвергших его и его учение анафеме, мы посылаем к твоему блаженству это наше послание, которым убедительно просим тебя собрать всех находящихся в сем царствующем городе святейших епископов и боголюбезнейших игуменов здешних честных монастырей и устроить так, чтобы все решительно анафематствовали упоминаемого выше нечестивого и богоборного Оригена, прозванного адамантовым, бывшего пресвитером святейшей Церкви Александрийской, и его зловредное и нечестивое учение и все приведенные ниже главы. А также просим тебя копии с того, что будет сделано твоим блаженством по этому поводу, послать ко всем святейшим епископам и игуменам честных монастырей, с тем чтобы и они собственною подписью анафематствовали Оригена и зловредное его учение со всеми, какие обнаружатся, еретиками".

Неизвестно, каким образом происходил на Соборе разбор и суд над лжеучением Оригена. Знаем только из 1-го правила VI Вселенского собора, что отцы V Вселенского собора "Феодора Мопсуестского и Оригена, и Дидима, и Евагрия, возобновивших еллинские басни, соборно предали проклятию и отринули".

В Восточной Церкви, еще до Собора склонившейся на осуждение "трех глав", V Вселенский собор не встретил себе противодействия. Не то видим в Церкви Западной, которая и до, и во время V Вселенского собора противилась осуждению "трех глав". Лишь спустя полстолетия, при деятельной поддержке самих римских пап, Собор 553 года в Константинополе был признан на Западе наравне с четырьмя предшествующими ему Вселенскими соборами.

Воспоминание V Вселенского Собора совершается Православною Церковью 25 июня.

[1] Добавление это введено было в Антиохии монофизитом Петром Фуллоном, самочинно провозгласившим себя архиепископом Антиохийским. Он учил, что Сын Божий страдал за нас по Божеству, а не по человечеству, а поэтому, вследствие единосущия лиц Св. Троицы, с Сыном страдали Бог Отец и Дух Святый. Это именно и означало отмеченное добавление к трисвятому в виде слов "распныйся за ны".

[2] В начале под главами разумелись те главы или параграфы, на которые делился указ Юстиниана: соответственно числу анафематствуемых лиц и глав в нем было три. Но вскоре первоначальный смысл выражения "три главы" потерялся, и главами стали звать Феодора, Феодорита и Иву.

[3] "Не должно отметать суд, пременять суждения древних отцов, которые собирались в Халкидоне. Не должен Собор, относительно которого не было никакого сомнения столь много лет, вдруг терять свое уважение; определения его не могут оставаться твердыми, если затронут хоть одну часть его и почтут достойною порицания. Все, что утверждено на этом Соборе, должно иметь постоянно твердость. Если кто захочет поколебать одно в Соборе, тот колеблет все его определения. Если в определениях веры этого Собора как бы некая вода сладкая истекала из уст прежних епископов, то каким образом возможно, чтобы из тех же самых уст по делу Ивы епископа истекла не вода сладкая, а горчайшая желчи? Напрасно нам стали бы говорить: отцы Халкидонские в вере хороши, но худо сделали, что приняли послание Ивы. Если одна часть соборной деятельности не одобряется кем-либо, грозит опасность, что будут не одобрять и весь Собор. Апостол сказал: "Мал квас все смешение квасит" (1 Кор., 5, 6). Поэтому, если в целой массе определений святоотеческих откроется хотя небольшая доля кислой смеси, всю массу нужно будет признать вредною".

[4] "Что пользы вести борьбу уже с умершими или производить смуты в Церкви из-за таковых. Если человек, будучи еще в живых, обвинен и осужден, и, прежде чем успел заслужить разрешение, взят от мира сего, то относительно такого человека не может быть сделано разрешение никем. Если же кто обвинялся в чем-либо и потом получил разрешение, и в мире с Церковью отошел к Богу, такого суд человеческий не может уже осуждать".

[7] Во дни Собора папа обратился к императору с особым сочинением Constitutum, где он высказывается против осуждения "трех глав".

[8] "Мы не должны думать, — говорит Феодор, — что от Девы родился Бог... Не Бог-Слово родился от Девы Марии, родился же от Марии Тот, Кто от семени Давидова (т. е. человек)."

[9] "Тотчас при самом зачатии в человеке Иисусе начал быть Бог Слово, ибо присутствовал в Нем не только во время вознесения на небо, но и при воскресении из мертвых, именно как воскрешающий Его. И не при воскресении только, но и при пригвождении ко кресту и при крещении, и после крещения, а равно и до крещения, при выполнении Им постановлений закона и при обвитии пеленами во время рождения; находился в Нем Бог Слово также, когда Он (человек Иисус) находился во чреве Матери с первого момента его зачатия".

[11] ""Выражение, — объяснял Феодор, — "возведен бысть Духом" (Мф., 4, 1) обозначает, что Христос, как человек, был руководим Духом, Им был направляем к должному; Им был научаем тому, чем следовало" ... "Бог Слово много возлюбил Его (человекa-Иисуса); пребывая в Нем, Бог-Слово даровал Ему безсмертную жизнь и, сделав Его невредимым безсмертным и неизмененным, возвел на небо".

[13] "Опять, — пишет, между прочим, Феодорит из Ефеса, где в то время заседал III Вселенский собор, — безумствует Египет (т. е. св. Кирилл) против Бога, воюет с Моисеем и Аароном и слугами его (т. е. с Несторием и его сторонниками), и весьма большая часть Израиля соглашается с противниками. Здравомыслящим же (т. е. разделяющих еретичество Нестория), которые подъемлют добровольно труд за благочестие, чрезвычайно мало. Поругано достопочтенное благочестие".

Кроме монофизитов, к монофелитству склонились и те из православных, кои, основываясь на учении Церкви о единстве лица Богочеловека и забывая учение же Церкви о двойстве природы во Христе, приходили к такому заключению: "Господь наш Иисус Христос и по воплощении пребывает в двух совершенных естествах неслитно и нераздельно в одном лице и одной ипостаси; особенности того и другого естества стеклись в одно лицо, в одну ипостась; поэтому мы исповедуем Христа в новом образе без телесных хотений и человеческих помыслов, исповедуем в Нем одно ипостасное хотение и действие". Но такое утверждение и было монофелитской ересью, а не православным учением, которое признает во Христе две природы, Божескую и человеческую, как природы полные и всецелые, следовательно, с волями Божественной и человеческой.

Находясь по военным делам с 622 года в Армении и Колхиде, гнезде монофизитства, император вел беседы с видными представителями этого еретического учения о том, не присоединятся ли монофизиты к Православной Церкви под условием провозглашения последней сродного монофизитству учения об одной воле и одном действии во Христе. Представители монофизитства, из коих император особенно близко сошелся с митрополитом Колхидским Киром, по-видимому, обнадежили Ираклия, одобрили его план. Император обратился с запросом к Константинопольскому патриарху Сергию, без сомнения еще ранее посвященному императором в его намерения, Сергий отвечал Ираклию, что учение об одной воле и одном действии во Христе более согласно с Преданием Церкви, чем учение о двух волях и двух действиях.

Но этот указ Ираклия вместо примирения давал повод к новым раздорам: призывая к прекращению споров об одной и двух волях во Христе, указ в то же время признавал учение об одной воле как истинное. Поэтому все царствование Ираклия наполнено было распрями между монофелитами и православными, не хотевшими исполнять беззаконную волю императора.

Преемник Ираклия Констанс II тоже думал утишить церковную бурю изданием указа, известного под наименованием "образца" (типоса). "Так как мы привыкли, — гласил указ, — употреблять всякое старание о том, что служит благосостоянию нашего христианского государства, и в особенности о том, что касается непреложного христианского учения, то мы, узнав, что наш народ пришел в великое движение, что одни в вочеловечившемся Боге признают одну волю, другие две воли, объявляем: пусть никто с настоящего времени не позволяет себе вступать в споры с другими об одной воле и об одном действии и двух волях и двух действиях; никто не должен возбранять и обвинять ни тех, кои признают одну волю и одно действие, ни тех, кои признают две воли и два действия. Кто настоящие повеления преступит, тот прежде всего будет подлежать суду страшного Бога; но он также не избегнет наказаний, определенных для презрителей императорских законов. Если презрителем будет клирик или епископ, таковой будет отставлен от должности; если монах — отлучен от Церкви и изгнан из монастыря; если гражданский чиновник и офицер — будут лишены своего достоинства; если частный человек из привилегированного сословия — будет наказан отнятием имущества; если же из низших сословий, то после телесного наказания, будет сослан в вечную ссылку". Много бедствий причинил указ православным членам Церкви, за исповедание правой веры поплатившимся даже жизнью.

При подобных обстоятельствах, столь благоприятствующих развитию монофелитства, последнее пустило глубокие корни на Востоке. В Церкви Константинопольской, руководительнице всех других церквей Востока, видим, начиная с Сергия, целый ряд других патриархов монофелитов: Пирра, Павла, Петра. Так, по свидетельству современника, "иерархи сделались ересиархами и вместо мира возвещали народу распрю, сеяли на церковной ниве вместо пшеницы плевелы; вино (истина) смешалось с водою (монофелитской ересью), и поили ближнего мутной смесью; волк принимался за ягненка, ягненок за волка, ложь считалась истиною и истина ложью; нечестие пожирало благочестие. Перепутались все дела Церкви".

В эту тяжкую годину для Православной Церкви Господь воздвиг в ней святых мужей, пылавших ревностью по истине и громко, несмотря на прещения и мучения, вопиявших в защиту поруганной правды, — то были св. Софроний, патриарх Иерусалимский, св. Максим Исповедник и св. папа Мартин.

Великий подвиг служения православию со смертью св. Софрония, сосредоточился на Востоке в руках св. Максима Исповедника, претерпевшего мучение за исповедание двух воль во Христе Иисусе. Св. Максим занимал при дворе Ираклия высокопочетную должность государственного секретаря; император очень ценил таланты и познания св. Максима. Приняв постриг, св. Максим стал впоследствии игуменом одного из Константинопольских монастырей; с появлением монофелитства, св. Максим покинул Константинополь, где царь и патриарх покровительствовали лжеучению. Он жил в Африке, в Риме, отдавая всего себя борьбе с монофелитством. Особенно замечательна деятельность св. Максима на защиту православия в Африке; здесь, по словам его жизнеописателя, "он утверждал в вере (самих епископов), наставлял и вразумлял, потому что хотя они превышали его саном, но мудростию были гораздо ниже его". Здесь же в Африке произошло в 645 году знаменитое публичное прение св. Максима с Пирром, бывшим патриархом Константинопольским, защитником монофелитства. Св. Максим одержал решительную и блистательную победу над монофелитством в лице Пирра, что сильно содействовало утверждению православия в Африке.

В 653 году вступил в Рим с множеством войска новый экзарх Феодор Каллиопа. Св. Мартин был болен и, предчувствуя недобрый конец, укрылся в константинопольском храме Спасителя. Узнав от клириков, встретивших экзарха при вступлении в город, что последний болен, Каллиопа объявил о своем желании наутро в воскресенье приветствовать папу. Множество христиан собралось к воскресному богослужению в храм, где находился болящий папа. Каллиопа, рассчитывавший силой захватить папу, побоялся народа и потому отложил свое посещение под предлогом усталости с дороги. В понедельник Каллиопа с многочисленным войском вступил в храм, предварительно обыскав его и убедившись, что в нем нет оружия и камней, собранных папой, как было донесли экзарху. "Гром оружия раздался на месте молитвы". Каллиопа объявил папе приказ императора, по которому св. Мартин должен быть арестован и отправлен в Константинополь, и кафедра его становилась праздной.

Из храма св. Мартина перевели во дворец под стражу. Этот перевод папы в заключение совершался при громких безбоязненных возгласах клириков: "Анафема тому, кто думает, что папа изменил или намерен изменить вере; анафема тому, кто не пребудет в правой вере, даже если за это пришлось бы принять смерть". Смятение было столь сильно, что Каллиопа для его усмирения оказался вынужденным объявить, что на Востоке содержится та же самая вера, как и в Риме. Многие из клириков, привязанные любовию к св. Мартину, восклицали: "С ним мы пойдем, с ним мы умрем", выражая этим желание повсюду сопровождать папу. Каллиопа сначала обещал, что с папой будет дозволено отправиться каждому желающему. А затем тайно вывез св. Мартина из Рима и посадил на корабль, на котором больной папа и с ним находилось всего лишь несколько служителей находились все время "путешествия" в ужасных условиях. К тому же путешествие до Константинополя было крайне продолжительно.

Целый год он прожил на острове Наксосе, и за все это время, да и то в виде особенной милости, ему дозволили только три раза совершить омовение. Римские клирики, приезжавшие к папе сюда и привозившие необходимое для страдальца, безстыдно и безчестно отгонялись стражей, которая себе забирала приносимое св. Мартину.

О происходившем на суде было доложено императору, который повелел совлечь со св. Мартина первосвященнические одежды и предать его казни. С папы публично сняли принадлежности первосвященнического достоинства и при этом разодрали ему даже нижнюю одежду, так что он оказался полуобнаженным; затем на шею ему надели железные кандалы и в таком виде в предшествии воина с обнаженным мечом его провели по улицам Константинополя в тюрьму. Здесь от сильной стужи св. Мартин едва не умер. Господь не судил ему скончаться от мечного посечения. В дни суда над св. Мартином патриарх Константинопольский Пирр лежал на смертном одре; император Констанс пришел его навестить и передал, что папу решено казнить. Умирающий Пирр просил даровать жизнь св. Мартину, хотя для последнего смерть, по его собственному сознанию, была несравненно желанней.

В продолжение почти полувека происходила в Церкви борьба монофелитства с православием, но единения церковного не достигалось; по отзыву современника, "все дела Церкви перепутались". Оставалось для умиротворения Церкви, покинув несвойственный ей путь насилия и мучительства от светской власти, обратиться к самой Церкви, что и сделал преемник Констанса император Константин Погонат, решивший призвать "глаза Церкви — иереев, к рассмотрению истины".

Мысль о необходимости созвания Вселенского собора для решения вопроса о монофелитстве созрела у императора Константина Погоната, главным образом, под влиянием патриарха Константинопольского Феодора. Старанием императора Собор открылся в 680 году. Среди отцов Собора наиболее видными по занимаемому ими положению в Церкви, или представительству на Соборе были: Георгий, патриарх Константинопольский, Макарий, патриарх Антиохийский, пресвитер Петр, представитель патриарха Александрийского, и пресвитер Феодор, представитель патриарха Иерусалимского. Император, по обычаю, обратился и к папе Римскому Домну с требованием прислать на предстоящий Собор представителей папского престола. "Просим, — писал император, — прислать благопотребных и способных мужей, имеющих познание во всяком богодухновенном писании и обладающих безупречным знанием догматов, мужей, которые бы принесли с собой нужные книги". Послание императора не застало Домна в живых: его получил преемник последнего папа Агафон. Отправляя своих представителей на Собор, папа писал в Константинополь, что он не может прислать, как желал того император, людей ученых, так как по обстоятельствам времени наука не могла процветать в Риме[2]. В своих представителях, коими были пресвитеры Феодор и Георгий и диакон Иоанн папа отмечает главным образом глубокую веру. Всех епископов и их заместителей, присутствовавших на Соборе, к концу его, насчитывалось до 153[3]; на первых заседаниях и десяти последующих присутствовал сам император с 13 сановниками — патрициями и консулами. Собор продолжался почти год[4].

Деятельность Собора сосредоточивалась, в сущности, на двух главных вопросах: 1) на тщательном исследовании лжеучения монофелитов и 2) на изложении православного учения, направленного против ереси монофелитской.

Заседания открылись заявлением легатов папы: "Около 46 лет тому назад бывшие в различное время предстоятелями сего царствующего града Сергий, Павел, Пирр и Петр, также Кир, бывший некогда предстоятелем александрийским, и Феодор, бывший епископ города Фаран, и некоторые другие, последовавшие им, ввели некоторые новые выражения, противные Православной вере, и произвели смуты во Вселенской Церкви, исповедуя и уча, что в домостроительстве воплощения Единого от Святой Троицы Господа нашего Иисуса Христа одна воля, одно действие. И много раз верноподданный вам наш апостольский престол отвергал это учение, потом умолял и доселе нисколько не успел отвратить их от такого злославного мнения. Потому мы просим боговенчанное ваше могущество пусть представители святейшей Константинопольской Церкви скажут, откуда явилось это нововведение?"

Ответ легатам папы император поручил Макарию, патриарху Антиохийскому, который выступает на Соборе как горячий приверженец монофелитства; Макарию, по крайней мере, в начале Собора, безспорно сочувствует патриарх Константинопольский Георгий. Исполняя повеление императора, Макарий отвечал легатам папы не только от своего лица, но и от лица Церквей Антиохийской и Константинопольской: "Мы не делали никаких нововведений в учении, но как приняли от Вселенских соборов и святых уважаемых отцов, также от предстоятелей сего святого города Сергия, Павла, Пирра и Петра, также от Гонория, бывшего папы древнего Рима, и Кира, бывшего папы Александрийского, т.е. — о воле и действии, так и уверовали, веруем и проповедуем и готовы отстаивать это".

Император потребовал от Макария доказательства истинности разделяемого Макарием монофелитского учения "из святых Вселенских соборов и святых уважаемых отцов". Поэтому на Соборе начато было чтение деяний III и IV Вселенских соборов, решавших вопрос о двух естествах в лице Богочеловека. Когда пресвитер Стефан, ученик патриарха Макария, стал читать из деяний Ефесского собора увещевательное слово св. Кирилла Александрийского к императору Феодосию и дошел до слов: "Непоколебимое утверждение нашего царства есть Сам Господь наш Иисус Христос; чрез Него цари властвуют и сильные творят правду, — ибо Его воля всемогуща...", то Макарий, выделяя последнее выражение, воскликнул: "Вот, государь, я доказал, что во Христе одна воля". Собор через папских легатов и некоторых епископов отверг такое неправильное истолкование выражения св. Кирилла: "Макарий преувеличенно и неубедительно полагает на основании прочитанного сейчас текста, что в двух естествах Иисуса Христа, в Божестве и человечестве, одна воля. Св. Кирилл написал эти слова, имея в виду лишь Божественное естество Христа, которое у Него общее с Отцом и Святым Духом, а потому всемогущее. Говоря о божественном естестве Иисуса Христа, Кирилл назвал и волю, принадлежащую этому естеству, всемогущею. Здесь нет речи о том, одна или две воли во Христе". Затем безпрепятственно дочитаны были деяния Ефесского собора, и этим закончилось первое заседание.

На втором заседании, происходившим, как и первое, в присутствии императора, были читаны деяния IV Вселенского собора, причем снова возникли прения между отцами Собора и Макарием. Когда среди деяний Халкидонского собора читалось послание папы Льва Великого, легаты папы остановили внимание отцов на следующих словах послания: "То и другое естество во взаимном общении обнаруживают действия, свойственные их природе. Слово действует так, как свойственно Слову, плоть так, как свойственно плоти; одно из них блистает чудесами, другое подвергается уничижениям". "Святой IV Собор, — заметили легаты по поводу приведенных слов послания, — внес это послание как утверждение православия и осуждение всякой ереси. Что благоволят сказать на это почтеннейший Макарий и единомысленные с ним боголюбезные мужи?" — "Я, — отвечал Макарий, не скрывая своего еретичества, — не исповедую этих двух действий и не думаю, чтобы св. Лев в этих словах говорил о двух действиях". — "Ты полагаешь, — задал вопрос император, — что он исповедывал одно действие?" — "Я не говорю о числе, — возразил Макарий, — последуя св. Дионисию, называю Его (т.е. Христа) действие богомужным". — "Как же ты понимаешь богомужное действие?" — допытывался император. "Я не считаю нужным отвечать", — уклонился от разъяснения Макарий.

На следующем заседании читаны были деяния V Вселенского собора. Здесь отцами Собора была установлена подложность документов, которыми как документами первостепенной важности, монофелиты пользовались в качестве доказательства правоты своего учения. Такими документами, заключавшими в себе монофелитские мысли, были: послание патриарха Константинопольского Мины к папе Вигилию: "Слово Мины к Вигилию о том, что во Христе одна воля" и две статьи папы Вигилия, адресованные императору Юстиниану и его супруге Феодоре. В этих статьях, между прочим, говорилось: "Анафематствуем и Феодора, бывшего епископа Мопсуестского, как всегда чуждого Церкви за то, что он не исповедует, что воплотившийся Бог Слово, т.е. Христос имеет одно естество, одно лицо и одно действие".

Подложность послания патриарха Мины была раскрыта отцами Собора на следующих основаниях: 1) патриарх Мина умер за шесть лет до V Вселенского собора, во дни которого Константинопольским патриархом был Евтихий; 2) послание Мины помещалось на первых трех листах соборных "Деяний", а эти листы по почерку не были похожи на остальные листы рукописи и притом на них отсутствовала нумерация, которая начинается с четвертого листа, коим и полагалось начало подлинным актам V Вселенского собора; отсюда вполне справедливо заключение, что первые, не нумерованные и отличные по почерку три листа внесены в "Деяния" позднее, а неодновременно с перепиской подлинных актов; 3) в библиотеке патриарха Константинопольского находился реестр посланий Мины, в котором не значилось послания Мины к Вигилию. Подобное же замечено было отцами Собора и по отношению к посланиям папы Вигилия Юстиниану и Феодоре. Статьи Вигилия находились в 7-м деянии V Вселенского собора, представлявшем собой особый том с особым счетом страниц. 15-й лист этого тома был вырван, как открыл осмотр, и заменен новым со статьей Вигилия; лист этот не имел и должной нумерации. Каким же путем произошел подлог?

Отцы Собора путем тщательного исследования открыли ту печальную истину, что подложная вставка обязана своим происхождением Макарию, патриарху Антиохийскому. Член Собора, епископ Селевкийский, заявил, что ранее им был получен от одного военачальника Филиппа экземпляр "Деяний" V Вселенского собора, в котором оказались поддельные статьи папы Вигилия. Из объяснений этому поводу епископ узнал, что полученный им от Филиппа экземпляр "Деяний" находился в руках пресвитера Стефана, ученика Макария. В почерке же, которым были сделаны подделки, епископ узнал хорошо известный ему почерк монаха Георгия, тоже ученика Макария. В подтверждение своего заявления епископ представил Собору и самый экземпляр "Деяний" с подделками.

Указанный епископом Селевкийским монах Георгий был призван нa Собор. Здесь по требованию отцов он открыл, что поддельные вставки принадлежат, насколько ему, Георгию, известно, Макарию и Стефану: когда между Константинопольским патриархом Феодором и Макарием возник спор о волях во Христе, то Макарий начал переписку статей Вигилия, будто бы найденных им в патриаршей библиотеке; эти статьи Макарий и Стефан и вставляли потом во все списки V Вселенского собора, если только копия им попадала в руки. Из их рук, между прочим, вышел и экземпляр "Деяний", через военачальника Филиппа перешедший к помянутому Селевкийскому епископу. Вместе с этим Георгий признался, что и сам он по приказанию патриарха Макария занимался подделкой статей Вигилия. Один клирик показал еще, что помянутые подлоги были сделаны и в одном латинском экземпляре "Деяний" V Вселенского собора. Послe этих показаний, уничтожающих всякое сомнение в виновности патриарха Макария с учениками, Собор провозгласил анафему на подделывателей "Деяний" и на самые подделки.

Послание папы Агафона представляет собой замечательнейшее богословское произведение VII века. Оно с особенной силой и ясностью развивает православное учение о двух волях и двух действиях во Христе; поэтому оно оказало преимущественное влияние на отцов VI Вселенского собора при составлении ими православного исповедания веры относительно спорного вопроса о двух волях и двух действиях во Христе Иисусе. В "Деяниях" Собора прямо говорится, что отцы это послание папы Агафона приняли "с распростертыми объятиями" как "объяснившее тайну богословия". Послание было написано на латинском языке; поэтому для отцов Собора, не знакомых с этим языком, оно было переведено на греческий секретарем и советником императора Диогеном. Главные мысли этого выдающегося по своему значению творения в следующем.

Дабы смысл этого истинного исповедания открылся умам вашего благочестия из богодухновенного учения Ветхого и Нового заветов, Сам же Господь в Своих святых Евангелиях открывает в Себе то человеческие, то божественные свойства, то те и другие вместе и тем научает верных своих веровать, что Он есть истинный Бог и истинный человек".

Приведя затем слова Спасителя: "Отче, аще возможно есть, да мимо идет от Меня чаша сия", папа сопровождает их следующим толкованием из послания св. Амвросия к Грациану: "Воля, которую Он назвал Своею, есть моя, потому что Он восприял скорбь мою, как человек, и говорит, как человек, и потому сказал: "Не яко же Аз хощу, но якоже Ты". Та скорбь, которую Он принял моим способным к страданию естеством, есть моя скорбь".

Далее папа приводит свидетельства из творений св. Афанасия Великого, блаж. Августина, св. Амвросия Медиоланского, св. Григория Богослова. Из этих свидетельств видно, что, по учению помянутых отцов, каждое из естеств во Христе имеет свое собственное, свойственное ему хотение, или божеское, или человеческое. И по причине ипостасного соединения естеств и то, и другое хотение должно быть признаваемо принадлежащим одному и тому же Господу нашему Иисусу Христу. Для вящего подтверждения этой истины папа буквально приводит определение Халкидонского собора, а за ним и свидетельство из V Вселенского собора. Свидетельства этих Вселенских соборов, говоря строго, утверждали лишь ту истину, что в соединении естеств в Христе Иисусе не уничтожалось их различие. Но, основываясь на этой истине, папа рассуждает таким образом: "Если никоим образом не уничтожилось различие естеств Господа "нашего Иисуса Христа, то необходимо, чтобы мы сохраняли это различие во всех свойствах. Ибо тот, кто учил никоим образом не уничтожать различия, тем самым показал, что различие это должно сохранять во всех отношениях. Но если еретики и их последователи признают одно хотение и одно действие, то какое же в них может быть признано различие? Когда утверждают, что в Нем одна воля, то утверждающие это должны признать ее или божескою, или человеческою, или составленною из той и другой, смешанной и слитной, или же признать, что Христос имеет одно хотение и одно действие, как проистекающие из одного составного естества? Во всяком случае здесь уничтожается естественное различие, которое после чудного соединения святые Соборы утвердили и повелели нам сохранять".

За сим следуют новые свидетельства из писаний святых Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского, Илария, Афанасия Великого, Дионисия Ареопагита, Амвросия, папа Льва Великого.

Обращаясь к разысканию источника, из которого берет начало лжеучение монофелитов, папа находит такой источник в сочинениях еретиков: Аполлинария[5], Севера[6], Нестория[7], Феодосия Александрийского[8].

Послание папа заключает такими словами: "Мы уверены, что не осталось ничего темного и двусмысленного, что могло бы препятствовать вразумлению тех, которые последовали изобретателям нового учения. Ибо и поставлена пред очами сладость духовного разумения, какой дышат речения отцов, и выставляется на вид отвратительный смрад еретический, заслуживающий презрения всех верных. Так как изобретатели нового учения оказались последователями еретиков, а не святых отцов, то и это поставлено на вид. Так как по внушению Божию пред очами вашего благочестия воссияла истина и обнаружилась ложь, то остается, чтобы благочестивыми милостями вашего боговенчанного милосердия не была лишена света своего истина, получив победный венец; а новое заблуждение, его изобретатели и последователи — подверглись бы достойному своей гордыни наказанию.

За этим посланием папы Агафона было прочитано приложенное к нему послание Собора епископов в Риме, в сущности, повторявшее послание Римского первосвященника.

Вслед за этим чтением посланий из Рима император напомнил Макарию Антиохийскому, чтобы последний, согласно обещанию, представил Собору свидетельства святых отцов о единой воле в лице Господа Иисуса Христа. Макарий и его единомышленники к следующему заседанию Собора представили два свитка под заглавием: "Свидетельства святых отцов, учащие об одной воле Господа нашего Иисуса Христа, которая есть также воля Отца и Св. Духа". Два заседания посвящены были выслушиванию этих двух свитков. На третьем заседании отцы Собора знакомились с третьим представленным Макарием свитком "Дальнейшие свидетельства о воле". Когда чтение было окончено, Макарию Антиохийскому предложили сказать еще что-либо в добавление. Но Макарий ответил: "Мы считаем, государь, достаточными уже представленные нами свидетельства святых и уважаемых отцов и не желаем представлять ничего другого".

Тогда легаты папы выступили с опровержением доказательств Макария Антиохийского и его сторонников. Легаты начали с такого заявления: "Боголюбезный Макарий и сторонники его: Стефан, ученик Макария, Петр, епископ Никомидийский, и Соломон, епископ Кланейский, нисколько не доказали одного хотения и одного действия в домостроительстве Господа нашего Иисуса Христа. Но они исказили и самые эти свидетельства, представленные вашему благочестию и святому Собору. Они выдали за свидетельства об одном хотении в домостроительстве воплощения Господа нашего Иисуса Христа те, которые относятся к учению об одной воле Троицы, а те свидетельства, которые идут к делу и относятся действительно к домостроительству воплощения Господа нашего Иисуса Христа, они исказили в смысле и выражениях. Посему мы просим ваше благочестивейшее мужество, чтобы были принесены из почтенной патриархии сего царствующего града подлинные тексты представленных ими отеческих свидетельств и сличены со свитками, которые представлены ими, и мы покажем, какое в этих текстах сделано ими искажение. Имея же с собою свиток, содержащий многочисленные свидетельства святых и уважаемых отцов, ясно показывающие, что в домостроительстве Господа нашего Иисуса Христа два естественные хотения и два естественные действия, неслиянно и нераздельно, (имея) также и еретические свидетельства, говорящие об одном хотении и одном действии и благоприятствующие учению Макария, боголюбезного архиепископа Антиохийского, и находящихся с ним, об одном хотении и одном действии, мы просим, чтобы все это прочтено было пред вашим благочестием".

На следующем заседании легаты и представили свидетельства (из писаний отцов Церкви), "которые яснее света показывают два естественных хотения и два естественных действия в домостроительстве спасения Господа нашего Иисуса Христа". После оглашения на Соборе этих свидетельств легаты папы заявили: "Мы нашли бы и могли бы представить много и других свидетельств; но чтобы не утомить ваш богонаставляемый слух, мы почитаем достаточным для доказательства истины и приведенных свидетельств". "Просим, — обратились затем легаты к императору, — богоутвержденное мужество ваше, спросить Георгия, архиепископа Константинопольского, и подчиненный ему Собор, также и Макария, архиепископа Антиохийского, и подчиненных ему епископов, согласны ли они с содержанием двух прочитанных посланий, т.е. с содержанием послания святейшего Агафона, папы апостольского престола древнего Рима, и с содержанием послания подчиненного ему Собора?"

В ответ на это Георгий и Макарий с единомышленниками просили о выдаче копий с посланий, чтобы сличить находящиеся в них свидетельства святых и уважаемых отцов с книгами патриархии (Константинопольской), обещаясь в то же время дать ответ в следующем заседании. Георгий, патриарх Константинопольский, на вопрос отцов Собора об отношении его к посланию папы Агафона и Собора его епископов, отвечал таким образом: "Видя всю силу посланий, присланных как от святейшего Агафона, так и от его Собора и справившись с книгами святых и уважаемых отцов в досточтимой патриархии, я нашел все свидетельства, находящиеся в упомянутых посланиях, согласными и ни в чем нее разнящимися от книг святых и уважаемых отцов, посему соглашаюсь с этими посланиями, так исповедую и верую". Подобное же заявление было сделано и со стороны епископов, подчиненных патриарху Георгию.

Но когда спросили патриарха Макария об его исповедании относительно хотений и действий во Христе, то Макарий, не обинуясь, заявил: "Я говорю, что не два хотения или два действия в домостроительстве воплощения Господа нашего Иисуса Христа, но одно хотение и одно богомужное действие". Собор потребовал, чтобы Макарий свое еретическое учение подтвердил доказательствами. Макарий сослался на свой свиток, поданный ранее императору. Собор повелел прочесть этот довольно обширный свиток, заключавший в себе "исповедание" еретичествующего патриарха. Сущность этого исповедания видна из содержания находящейся под ним подписи: "Макарий, милостию Божией епископ Феопольский (Феополь синоним слову Антиохия), диктовавший всю вышеприведенную основу православия согласно изложению пяти Святых и Вселенских соборов и поименно упомянутых мною святых уважаемых отцов, изъяснявших по мере сил своих, что в Господе нашем Иисусе Христе Боге нашем одно хотение и что Он являл нам свое богомужное действие, убежденный внутренне и исповедавший, что нечестиво говорить, будто в одном и том же Христе Боге нашем два хотения". Когда прочтено было "исповедание", то император и Собор предложили: "Пусть боголюбезнейший Макарий объяснит, исповедует ли он два естественных хотения и два естественных действия в домостроительстве воплощения Христа Бога нашего". — "Я не скажу, — отвечал Макарий, — что два естественных хотения или два естественных действия в домостроительстве воплощения Господа нашего Иисуса Христа, хоть бы меня разрубили на мелкие части и бросили в море".

Собор приступил к тщательной проверке свидетельств, заключающихся в представленных Макарием Собору сочинениях, при этом открылось, что свидетельства из писаний отцов Макарий в целях хотя бы и недобросовестной защиты своего ересеучения приводил или в неполном, или искаженном виде. Для сохранения полного безпристрастия при суждении о еретичестве патриарха Макария Собором были рассмотрены и другие его сочинения, которые также оказались исполненными лжеучения. Поэтому сочинения были осуждены. Во все время обсуждения сочинений патриарха Макария и содержащихся в них еретических мнений отцы Собора неоднократно обращались к нему с увещаниями исповедывать во Христе два естественных хотения и действия, но патриарх Макарий, по выражению "Деяний" Собора, "шею натянул, как железный нерв, лицо сделал медным, уши заградил от слушания, сердце сделал упорным в непослушании закону". Видя такое упорство еретичествующего патриарха, Собор сначала лишил его омофора, а потом произвел такое осуждение:

"Божественное правило отнюдь не дозволяет сидеть на учительском престоле Макарию, состарившемуся в догматах нечестия и не только наполнившему подпольным извращением весь христолюбивый народ и подделавший свидетельства святых и славных отцов, но и возмутившему посредством своих писем и посланных людей всех от востока солнца до запада и справедливо и законно лишенному святительского облачения".

Низложенный патриарх предан был анафеме, причем отцы Собора положили просить императора об изгнании его из Константинополя. На место Макария на патриарший престол Антиохии избран был Феофан, который затем в качестве патриарха Антиохийского принимал участие в дальнейших деяниях Собора.

В лице патриарха Макария отцами Собора был осужден главный защитник и опора монофелитской ереси. Но к концу соборной деятельности отцам пришлось иметь дело и с менее видными сторонниками ереси, которые добровольно приходили на Собор для защиты своего лжеучения. Из этих прений отцов Собора с отдельными монофелитами стоит упомянуть прение с монахом Полихронием.

Собор выразил желание знать, какое именно исповедание веры намерен Полихроний положить на мертвеца, чтобы воскресить последнего. Полихроний на это ответил: "Я положу мое исповедание поверх мертвеца, и тогда вы прочтете". Но Собор потребовал, чтобы хартия, содержавшая исповедание веры Полихрония, была распечатана и прочтена, а потом уже положена на мертвеца. В хартии оказалось написанным следующее: "Я, Полихроний, приветствую и поклоняюсь кротчайшему и боговенчанному императору Константинy, так как бы я был в его присутствии. И видел я множество мужей в белых одеждах и в середине мужа, о доблести которого я не могу рассказать, который говорил мне: "Поспешай, скажи императору Константину, чтобы он не выдумывал новой веры и не принимал". И когда я шел из Ираклии в Хризополь и остановился под палящим солнцем, видел я мужа страшного и очень блистающего. Он стал против меня, говоря: "Кто не исповедует одной воли и богомужнего действия, тот не христианин". Я сказал: "Это определил и премудрый император Константин — одну волю и богомужное действие" Он сказал: "Очень хорошо и богоугодно".

Когда волнение утихло, отцы Собора и сановники снова собрались в зале заседания. Все предполагали, что неудача, постигшая Полихрония, расположит его к раскаянию. В надежде на последнее Полихронию снова повторили вопрос: исповедует ли он две естественные воли и два естественных действия в домостроительстве воплощения Сына Божия? К удивлению всех, от упрямого еретика послышался прежний ответ: "Как говорится в хартии, которую я подал и положил на мертвеца, так я верую в одну волю и богомужное действие и другого ничего не говорю". — "Кто написал хартию, которую ты подал?" — снова спросил Собор. "Я собственною рукою", — опять подтвердил Полихроний.

Видя упорство нераскаянного еретика, Собор постановил о нем следующее: "После того как пресвитер и монах Полихроний дожил в своем зломыслии до старости, а ныне, несмотря на наши увещевания относительно того, как он мудрствует о вочеловечении Господа нашего Иисуса Христа, дерзнул искушать Святого Духа и составил эту богохульную хартию, не устыдился сказать, что, положив эту хартию на мертвеца, он воскресит ею из мертвых, мы уже предали его в душе анафеме, о которой говорит св. апостол Павел. Но для удостоверения христолюбивых народов, из которых очень многих обольщали в прежнее время и он, и его единомышленники, мы дозволили, чтобы совершилась всенародно его несбыточная затея и безумное и дерзкое предположение. И вот, после того как принесен был мертвец, в присутствии нашем и славнейших сановников, и множества христолюбивого народа он положил на мертвеца свое нечестивое сочинение, как предполагал, и очень долгое время, сколько хотел, стоял у этого мертвеца и нашептывал про себя, что думал, пока не сказал, что он ничего не может сделать, — постановляем, чтобы он, как соблазнитель и обольститель народа и явный еретик, лишен был всякого священного чина и священнослужения. Еретику Полихронию и мудрствующим заодно с ним анафема. Макарию, Стефану и Полихронию анафема; Троица низложила сих трех".

В личных беседах с еретиками-монофелитами и разбором их сочинений Собор опроверг все доводы, которыми монофелиты хотели защитить свое лжеучение. Теперь, после обличения монофелитскои ереси, отцы Собора провозглашают истину православия по столь долго волновавшему Церковь вопросу о соединении во Христе Иисусе двух естеств, Божеского и человеческого.

Провозглашение и утверждение этого соборного вероопределения совершилось 16 сентября 681 года, на торжестве присутствовал и император Константин. Когда император предложил отцам Собора: "Пусть святой и Вселенский собор скажет, по согласию ли всех епископов провозглашено вероопределение", то в ответ послышались единодушные восклицания отцов: "Все так веруем, все так думаем, все мы подписали по согласию и сочувствию, все веруем православно! Проповедовавшим, проповедующим и имеющим проповедовать одну волю и одно действие в воплотившемся Христе Боге, анафема!"

Собор ответил императору речью, в которой выказывалась радость по поводу ниспровержения ереси и утверждения православной истины: ""Рим-старец простер тебе (императору) богоначертанное исповедание, хартия превратила в отношении догматов вечер в день, чернила издавали свет, чрез (папу) Агафона говорил Петр (апостол) и вместе с царствующим Вседержителем постановлял ты самодержец — ты богопоставленный. Симоны (еретики), заметные по перью (т.е. по оперению) отступления, упали с высоты полета, и памятником сего служит низложение, и вера встает, и согласие народов восстановляется в собственную красоту. "Воздвижеся солнце, и луна ста в чине своем" (Ав., 3, 11). Воздвижеся солнце к свету — это значит: ваш ум поднялся к солнцу правды, чисто узрел чистейшего и принес нам оттуда умиротворение. И луна ста в чине своем — это значит Церковь и невеста Христова одевается в свое благолепие и украшается благочестием и, вполне восстановив чистоту православия, блистает миру прочным спокойствием".

Император Константин прилагал все усилия к тому, чтобы вероопределение VI Вселенского собора распространилось и утвердилось в империи. Сохранился указ его, который был прибит в притворе Софийской церкви в Константинополе для обнародования. Указ этот содержит в себе историю Собора и его постановлений и оканчивается таким определением: "Кто любит Бога и желает будущего спасения, тот пусть держится этой православной веры. Если же кто не окажет ревностной любви к Богу и презрит настоящее наше благочестивое объявление, тот, если он епископ или клирик, или одет в монашеское одеяние, подвергается извержению; если же состоит в чине должностных людей, будет наказан конфискацией имущества и лишением пояса (знак воинского достоинства); если же находится в состоянии частного человека, будет осужден на изгнание из столицы и вообще из всякого города и сверх всего этого не избежит наказания от страшного и праведного суда".

О том глубоком, благоговейном уважении, коим пользовались ''Деяния" VI Вселенского собора на Востоке, можно судить по следующему событию из царствования преемника Константина Погоната — Юстиниана II.

К деятельности VI Вселенского собора самым тесным образом примыкает деятельность Трулльского собора. Определения его Восточной Церковью почитаются наравне с определениями Вселенских соборов. Собор этот носит название пято-шестого потому, что в нем были составлены правила относительно положения Церкви и христианской жизни, каковых правил не было составлено на V и VI Вселенских соборах, и поэтому они являются дополнением к их догматической деятельности. Собор был в 691 или 692 гг., в царствование императора Юстиниана II. Заседания его происходили в императорском дворце в Константинополе — в зале, носившей имя Труллы, — отсюда и второе наименование Собора.

Председательствовал на Соборе патриарх Константинопольский Павел, присутствовали патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский; представителем Римского папы был митрополит Гортинский (о. Крит) Василий, имевший полномочие от всей Римской Церкви. Всех отцов, скрепивших "Деяния" Собора подписями, было 213.

В "Приветственном слове" императору отцы Собора так выясняют причины его созвания: "Народ, раздираемый и истощаемый страданиями, происходящими от безчиния, мало-помалу отторгся от божественного стада, блуждает в неведении и забвении успехов в добродетели, говоря по-апостольски: а Завета и Духа благодати оскорбляют" (Евр., 10, 29); в зрелую пшеницу истины замешались кое-какие остатки языческой и иудейской незрелости". Поэтому Собор должен был "обсудить все средства к обращению народа на путь спасения", чтобы, "по подобию пастыря Христа, разыскать заблудшую овцу по горам, возвратить в дом Его и убедить сохранять заповеди и божественные повеления". Чтобы "отвратить народ от худого и порочного поведения и обратить к лучшей жизни", Собор составил целый ряд правил (числом 102), упорядочивающих, 1) отправление богослужения, 2) жизнь клира, 3) монахов и 4) мирян.

Правила Трулльского собора не признаются Западной Церковью, потому что некоторые определения направлены против обычаев и учения Римской Церкви. Например, Собор принимает в руководство Церкви 85 ап. правил, а Западная Церковь принимала только 50; 13-е правило обличает римское учение об обязательном безбрачии священников; 55-е правило осуждает посты в субботу, введенные Римской Церковью; 82-е правило запрещает употреблять в храмах изображение Христа в виде агнца, распространенное на Западе.

[2] "Можно ли у людей, — спрашивает папа, — живущих среди народа (бедного) и трудами рук своих с большими усилиями снискивающих себе насущный хлеб, искать полного знания писаний? Мы сохраняем законно составленные определения святых наших предшественников и св. соборов, — сохраняем в простоте сердца и без всякой двусмысленности. Что же касается светского красноречия, то не думаем, чтобы в наше время можно было найти кого-либо, могущего похвалиться высокими познаниями, потому что в наших странах постоянно свирепствует восстание различных народов, которые
то борются между собою, то бегут вроде и грабят. Мирского красноречия нет у людей неученых".

[3] Здесь следует заметить, что при определении числа членов Собора принято считать сверх бывших самолично в Константинополе еще 125 епископов, подписавшихся под соборным посланием в Константинополь папы Агафона и занимавших кафедры вблизи Римской Церкви.

[4] Заседания в 680 году происходили: 7, 10, 13, 15 ноября, 7 декабря; в 681 году: 12-13 февраля, 7, 8, 18, 20, 22, 28 марта, 5 и 26 апреля, 9 августа, II и 16 сентября.

[5] Папа приводит следующие слова Аполлинария: "Единый Христос возбуждался к деятельности только божественною волей, вследствие чего мы и признаем одно в Нем действие, проистекающее и в чудесах, и в страданиях из одного Его составного естества. Ибо Он есть и исповедуется воплотившимся Богом".

[6] Север, между прочим, говорил: "Поелику один есть Действующий, то одно и действие Его и одно деятельное движение".

[7] В сочинении Нестория "Превосходное наставление" находилось такое место: "Мы сохраняем естества не слитными, соединенными только волею, а нее по естеству, и, действительно, мы видим, что по равенству достоинства они обнаружили одно хотение, действие и господство".

[8] Феодосии Александрийский в книге к Феодоре Августе пишет: "Осталось признать, что у того и другого естества действие одно — обожествленное; одна и та же есть у одного Господа нашего Иисуса Христа свойственная Богу премудрость, всеведение и знание и по божеству, и по человечеству, потому что мы признаем одно достойное Бога действие".

Из Рима, по смерти Григория II[2] продолжал писать преемник его, папа Григорий III. А из других мест отвечали на них даже открытыми восстаниями.

Сын и преемник Льва Константин Копроним (царствовал с 741 по 775 г.) не отступая от направления, принятого его отцом в отношении к вопросу о почитании св. икон, решился воздействовать, главным образом, на духовенство, потому что деятельными противниками иконоборцев были повсюду преимущественно епископы и иноки.

Для сей цели он постарался созвать Собор[3], на котором было осуждено иконопочитание. Ближайшим следствием лже-вселенского собора было то, что иконы были выброшены из церквей и большей частью сожжены, живописные и мозаичные священные изображения на стенах храмов затерты известью. Не избег такой участи даже великолепный Влахернский храм Богоматери, на стенах которого лучшими художниками была изображена вся земная жизнь Бого-человека, все Его чудеса, все события Евангельской истории, оканчивая сошествием Св. Духа на апостолов. От гонения на иконы Копроним перешел к гонению на святые мощи: их велено было выбрасывать. Так поступили, например, с св. мощами великомученицы Евфимии (приблизительно ок. 303 г., память ее совершается Церковью 16-го сентября). Мощи ее вместе с гробницей были выброшены из храма в море, а великолепный Халкидонский храм, посвященный ее имени, обращен в казарму.

Считая иноков главными поборниками иконопочитания, Копроним решился закрыть все монастыри. Многие монастыри Константинополя, начиная с знаменитого Далматского, были обращены в казармы или разрушены. Много иноков было замучено.

В царствование преемника Копронима Льва IV (царствовал с 775 по 780 г.) иконопочитатели могли вздохнуть несколько свободнее.

Но полное торжество иконопочитания совершилось лишь при императрице Ирине[4], занявшей за малолетством сына Константина престол своего супруга Льва IV после его смерти. Заняв престол, она прежде всего возвратила из ссылки всех иноков, сосланных за иконопочитание, а большинство епископских кафедр предоставила ревностным иконопочитателям. Затем возвратила св. мощам все почести, которые были отняты иконоборцами. Но императрица сознавала, что всего этого еще мало для полного восстановления иконопочитания. Необходимо было созвать Вселенский собор, который бы, осудив недавний собор, созванный Копронимом, восстановил истину иконопочитания. На этом особенно настаивал при своем избрании на патриарший престол Тарасий (патриаршествовал в Константинополе с 784 по 806 г., память его совершается 25 февраля).

"Если императрице действительно угодно, — заявил он, — чтобы Тарасий принял бремя патриаршего правления, то он согласен, но не иначе, как только под условием созвания Вселенского собора."

Выслушав это объяснение Тарасия, императрица вывела его к сенаторам и духовенству, собравшимся в Матаврском дворце для избрания патриарха. В сильной и выразительной речи Тарасий пред лицом этого собрания заявил, что, если желают, чтобы он принял патриаршество, то пусть созовут Вселенский собор для утверждения иконопочитания. Большинство собравшихся признало требование справедливым, и Тарасий был посвящен в патриархи в праздник Рожества Христова в 784 году. Вскоре от лица императрицы Ирины и ее малолетнего сына Константина, за коего она стояла во главе государства, было отправлено послание к Римскому папе Адриану с приглашением на собор. К этому посланию присоединил и от себя приглашение патриарх Тарасий. Папа отказался от чести присутствовать лично на Соборе. Он прислал от себя двух легатов: Петра, протопресвитера церкви святого Апостола Петра в Риме, и Петра, игумена обители св. Саввы в Риме же. Прибыли в Константинополь и представители от патриархов Александрийского и Антиохийского. Это были старшие синкеллы[5] их: пресвитеры Иоанн и Фома.

Затем императорский секретарь Леонтий напомнил Собору о необходимости выслушать послания о св. иконах папы Адриана к императору и патриарху. Эти послания открывают пред нами завесу самой глубокой апостольской древности и выясняют, как смотрела на иконы в то время св. Церковь[6].

По прочтении обоих этих посланий представители папы пожелали знать, согласны ли с ними патриарх и все члены Собора.

Тарасий отвечал, что он приемлет все, что написано папой: "Этому надобно следовать, противоречить ему значит поступать неразумно. И сами мы на основании Писаний, умозаключений и доказательств, исследовав истину и познав ее на основании учения отцов, твердо и непреложно исповедали и будем исповедовать, согласно древнему преданию св. отцов, живописные иконы, поклоняясь им с горячей любовью, так как они во имя Господа Бога и непорочной Владычицы нашей Святой Богородицы, св. апостолов и всех святых, но поклонение и веру будем относить к Единому Истинному Богу. <...>

Затем было прочитано окружное послание патриарха Тарасия, написанное им к епископам и пресвитерам Антиохии, Александрии и Иерусалима при вступлении на патриарший престол и ответная на него грамота восточных патриархов. По прочтении этих посланий, отцы Собора единогласно заявили: "Мы совершенно согласны с ними, с любовью принимаем и почитаем священные и досточтимые иконы и поклоняемся им".

В начале следующего заседания по совету патриарха Тарасия решено было сделать пересмотр всех мест из Священного Писания, из святоотеческих творений и из описаний житий святых, могущих служить основанием к утверждению догмата иконопочитания. Среди последних встретилось великое множество повествований о чудесах, исшедших от св. икон и мощей. Вот некоторые из них.

Не успела Арета ответить ему, что здорова, как вдруг почувствовала, что действительно больна. Долго томилась она в своей болезни, затем, получив временное облегчение от нее, стала размышлять, по какой причине постигла ее такая болезнь. В размышлении она провела четыре дня. На рассвете пятого дня ей опять является св. мученик и говорит: "Иди в Тетрапил (местность в Константинополе, где находились мощи и икона святого и где строилась в то время во имя его церковь). Помолись св. Анастасию и будешь здорова".

Принесенная к указанному месту Арета увидела икону св. мученика, громко возгласила: "Это поистине тот, которого я видела во сне". Повергшись на помост, она долго плакала слезами раскаяния и встала совершенно здоровой.

Затем было сообщено епископом Никомидийским Петром, о чуде, происшедшем от иконы Господа в Берите и приведено из Евагрия (церковный историк, VI в.) повествование об Едесском чуде от Нерукотворенного образа Спасителя.

Однажды Едессу осадил Хозрой, царь Персии. С огромнейших насыпей, сделанных по его приказанию, воины стреляли через городские стены в жителей города. Осажденные жители решились сделать подкопы под насыпи и затем сжечь их. Но огонь, который они разводили в подкопах, за неимением притока туда свежего воздуха, всякий раз угасал. Тогда едессяне взяли Нерукотворенный образ и принесли его на выкопанные рвы. Окропив образ водой, они стекавшими по нему каплями брызнули на слабо горевший огонь в сложенных дровах, и тотчас же все дрова были объяты необычайным пламенем. Обратив их в уголь, пламя перешло к верхним деревам и быстро уничтожило все сооружения Хозроя[7].

При чтении сего повествования чтец великой Константинопольской церкви сказал: "Я сам, недостойный раб, когда ходил в Сирию с царскими апокрисиариями[8], был в Едессе и видел сей Нерукотворенный образ; верные почитают его и поклоняются ему".

Много и других, подобных приведенным, извлечений из святоотеческих творений было прочитано на следовавших за первым заседаниях Собора. Когда отцы Собора, как выразился патриарх Тарасий "насытились святоотеческими свидетельствами", на средину заседаний была вынесена одна досточтимая икона, и перед ней все присутствовавшие на Соборе отцы, лобызая ее, произнесли двадцать два кратких изречения, повторяя каждое из них по три раза. Все главные иконоборческие положения в них были осуждены и преданы проклятию.

Отцы Собора отвечали на это: "Изречения, сказанные израильскому народу, который служил тельцу и не чужд был египетских заблуждений, нельзя переносить на Божественное собрание христиан. Бог, намереваясь ввести иудеев в землю обетования, потому дал им заповедь: "Не сотвори себе кумира", что там обитали идолопоклонники, поклонявшиеся и демонам, и солнцу, и луне, и звездам, и другим тварям, даже птицам и четвероногим, и гадам и не поклонявшиеся только Богу Живому и Истинному. Когда же, по повелению Господню, Моисей создал Скинию свидения, тогда он, показывая, что все служит Богу, приготовил из золота человекообразных херувимов, представлявших собой образ херувимов разумных".

Также ложно истолкованы были лже-вселенским собором некоторые места и из святоотеческих творений. В свою защиту иконоборцы приводили, например, такое место из творений св. Афанасия Александрийского: "Как же не жалеть о почитающих творения по той причине, что зрячие кланяются не видящим и одаренные слухом не слышащим? — Тварь никогда не спасет твари".

Но Собор разъяснил, что св. Афанасий в данном месте имел в виду язычников и против них направлял свою речь; христиане никогда не служили твари вместо Единого всех Бога, как обвиняли их иконоборцы. Оказалось также, что иконоборцы часто приводили святоотеческие слова отрывочно, без связи их с предшествующей им и последующей за ними речью, отчего в этих словах мог получаться желательный для них смысл.

Наконец, некоторые из приведенных иконоборческим собором выражений оказались совершенно подложными.

Осмеливающиеся же думать или учить иначе, если это будут епископы или клирики, должны быть низвергаемы, если же будут иноки или миряне, должны быть отлучаемы.

Собор закончился прославлением Господа со стороны всех епископов, начальников, воинских чинов и других граждан Константинополя, в несметном количестве заполнивших залы дворца. Списки соборных деяний были посланы папе, восточным патриархам, императрице с императором и всем церквам Константинопольского патриархата.

Так торжественно закончился VII Вселенский собор[10], восстановивший истину иконопочитания и поныне ежегодно воспоминаемый 11 октября всею Православной Восточной Церковью

[2] Папа Григорий II написал два послания к императору. В первом своем послании Григорий разъяснил все места св. Писания, с одной стороны, повелевающее, а с другой, как будто и запрещающие делать священные изображения, и приводит свидетельства древности. "В бытность Христа во Иерусалиме, — пишет он, — Авгар, тогдашний князь и владыка Едесский, услышав о чудесах Христа, написал к Нему послание, и Христос послал ему собственноручный ответ и святое славное изображение Лица Своего. Пошли за этим Нерукотворенным образом и посмотри. Туда стекаются во множестве народы Востока и приносят молитвы". Познакомив императора с подобными свидетельствами, папа наглядно рисует всю ненависть, которую вызывают императорские указы среди западного православного населения. Император отослал с угрозой ответ, на который папа Григорий II написал свое второе послание, с прежней твердостью убеждая императора оставить задуманное им дело.

[3] Собор происходил в 754 году. Место заседаний его несколько раз менялось: то они происходили в царском дворце так называемом Гиерея, на Азиатском берегу Босфора, то во Влахернском храме Богоматери в самом Константинополе. Немало пришлось услышать проклятий от лица этого Собора всем тогдашним ревнителям православия. Немало было возведено на них ложных обвинений. В основу своих ложных иконоборческих мудрствований Собор положил вымышленные сказания и подложные изречения Отцов Церкви.

[4] Императрица Ирина была воспитана в благочестивом семействе иконопочитателей и свою ревность к святым иконам обнаружила еще при муже своем Льве IV, за что подвергалась опале и даже была удалена из дворца.

[5] Синкелл — название клириков, живших в одних кельях с епископом. Обыкновенно епископы выбирали в синкеллы людей более образованных, которые могли бы им содействовать в решении важнейших вопросов.

[7] Нападение на Едессу персидского царя Хозроя I относится к 545 году.

[8] Апокрисиариями назывались временные или постоянные представители епископов важнейших церквей при особе государя, которые заведовали всеми сношениями своей церкви и ее предстоятелей с верховной властью.

[9] Ипостась по переводу с греческого значит сущность, существо; по отношению к иконе означает того, кому посвящена икона.

[10] Если II октября случится в один из дней седмицы, то служба отцам VII Вселенского собора совершается в ближайшее воскресенье.

Надо помнить при этом, что далеко не всякий собор непогрешим, а только тот, который выражает и утверждает вселенское сознание Церкви, который принят всей Церковью как вселенский.

И хотя в спорных случаях на соборах прибегали иногда к голосованию, чтобы установить "большинство голосов", которое должно "превозмогать", демократический принцип "большинства голосов" никогда не имел в Церкви абсолютного значения. Мы знаем множество случаев, когда истина была не на стороне большинства, а наоборот — на стороне меньшинства и даже сосредотачивалась вся в одном лишь лице. С другой стороны, бывали в истории Церкви соборы, и весьма многолюдные, которые претендовали именоваться "вселенскими", но вселенским сознанием Церкви были отвергнуты, а один из таких "соборов" получил даже красочное и выразительное наименование "разбойничьего" (449 г.).

Что же является для нас мерилом несомненной, непогрешимой истины?

Ответ на этот первостепенной важности вопрос мы находим в высоко авторитетном, принятом нашей св. Церковью, учении св. Викентия Лиринского, аввы Лиринского монастыря на юге Галлии, одного из знаменитейших отцов Западной Церкви V столетия (умер ок. 450 г.).

Св. Викентий особенно прославился в истории богословской науки своим "золотым" догматико-апологетическим творением, которое известно под общим названием "Commonitorium", или памятных записок. Один из наиболее важных древне-церковных письменных памятников написан св. Викентием (около 443 г., три года спустя после III Вселенского собора) в иноческом уединении, в монастыре св. Гонората, архиепископа Арелатского, где подвизался до самой своей кончины вместе со своим братом Луппом, епископом Тройским.

Об этом творении всегда с великой похвалой отзывались как западные (римско-католические и даже протестантские), так и православные богословы. Отмечалось при этом, что едва ли во всей христианской древности есть такое святоотеческое творение, которое более его заслуживало бы всяческих похвал.

Главная задача, которую поставил себе св. Викентий в своем труде, это — как с возможной точностью определить верный, научный и общедоступный способ, при помощи которого легко было бы с несомненностью отличить истину вселенской православно-христианской веры от лживости еретических уклонений (См.: Еп. Сильвестр. "Опыт прав. догм. богословия". Т. I. C.111).

"О, Тимофее", говорит Апостол: "предание сохрани" и т. д. (1 Тим., 6, 20-21).

То, что тебе вверено, а не то что тобою изобретено, — то, что ты принял, а не то, что ты выдумал, — дело не ума, но учения, не частного обладания, но всенародной передачи, — дело, до тебя дошедшее, а не тобою открытое, в отношении к которому ты должен быть не изобретателем, но стражем, не учредителем, но последователем, не вождем, но ведомым.

"Предание сохрани" — то есть талант веры вселенской обереги в целости и неповрежденности. Что тебе вверено, то пусть и останется у тебя, то ты и передавай. Ты получил золото; золото и отдавай. Не хочу, чтобы ты мне подкидывал, вместо одного, другое; не хочу, чтобы вместо золота, подставлял ты нагло свинец или обманно — медь; не хочу золота по виду, давай его натурой.

"О, Тимофее" — о пастырь, писатель, учитель! Если дарование Божие сделало тебя способным по уму, образованию, учености, то будь Веселеилом духовной скинии: полируй драгоценные камни божественного догмата, прилаживая их верно, распределяй их мудро, придавая им блеска, грации, прелести. Старайся, чтобы вследствие твоего, более ясного изложения, яснее разумели то, во что прежде верили не так ясно. Достигай, чтобы потомство с сознанием славословило то, что прежде древность чтила несознательно. Но учи тому, чему тебя научили, и, говоря ново, не скажи нового! Следовательно, скажет, может быть, кто-нибудь, в Церкви Христовой не должно быть никакого преуспеяния (в усвоении) религии? Всеконечно, должно быть, и при том — величайшее. Кто так завидлив к людям и ненавистлив к Богу, что решится отвергать это! Только преспеяние это должно быть действительно преспеянием, а не переменой веры. Преуспеяние состоит в том, когда тот или другой предмет усовершается сам по себе; а перемена в том, когда что-нибудь перестает быть тем, что оно есть, и превращается в другое. Итак, пусть вырастает и в высшей степени преуспевает с течением лет и веков, понимание, разумение, мудрость как каждого отдельного христианина, так и всех вместе, — как одного человека, так и всей Церкви, но только в том же роде, то есть в одном и том же догмате, в одном и том же смысле, в одном и том же предмете понимания. Религия, дело души, пусть уподобляется в этом отношении телам. С приращением лет тела раскрывают и развивают члены свои; однако, остаются тем же, чем были. Цветущая пора детства и зрелый возраст старческий очень различны между собою: однако, стариками делаются те же самые, которые прежде были детьми; так что рост и наружность одного и того же человека изменяются; тем не менее природа его неизменна, личность его остается одна и та же. Этому же закону преуспеяния необходимо должно следовать и догматическое учение христианской веры. Пусть, то есть оно с годами укрепляется, со временем расширяется, с веком возвышается, но остается нерушимым и неповрежденным, целым и совершенным во всех подразделениях своих частей, во всех, так сказать, чувствах и членах своих, следовательно, без малейшей, сверх того, перемены, без всякой утраты в своем содержании, без всякого изменения своих определений. Таким образом, следует древние догматы небесной философии с течением времени укреплять, обглаживать, очищать; но не следует их переменять, обсекать, уродовать. Пусть они получают очевидность, блеск, раздельность, — это можно; но их полнота, цельность, качество должны быть удерживаемы, — это необходимо. И Церковь Христова, заботливая и осторожная блюстительница вверенных ее хранению догматов, никогда в них ничего не изменяет, не уменьшает, не прибавляет, — необходимого не отсекает, излишнего не прицепляет, своего не теряет, чужого не присвояет; но со всею рачительностью старается единственно о том, чтобы рассуждая о древнем верно и мудро, если что в древности предначертано и основано, то довершать и отделывать, — если что пояснено уже и истолковано, то укреплять и подтверждать, если что подтверждено уже и определено, то хранить. Должно, впрочем, заметить, что мы обязаны с величайшим усердием исследовать согласные суждения древних Святых Отцов и следовать им не относительно всех каких-либо маловажных вопросов по Священному Писанию, но, главным образом, только касательно правила веры. С другой стороны, не всегда и не все ереси должно обличать этим способом, но только новые и недавние, в первый раз, то есть появившиеся. Что же касается ересей давних и застарелых, то нам нет и малейшей надобности подступать к ним этой дорогой. Как бы ни были древни непотребства такого рода ересей или расколов, мы должны или поражать их, если нужно, не иначе, как авторитетом Священного Писания, или же без колебания убегать от них, как от давно пораженных уже и осужденных Вселенскими Соборами православных пастырей Церкви".

"Вот те руководительные начала, которые, по воззрению св. Викентия, безусловно необходимы при определении и доказательстве истин христианской веры для каждого православного богослова" (Еп. Сильвестр. "Опыт прав. догм. бог." Т. I. С.112).

Отсюда естественно сделать вывод, что ничего нового, ничего противоречащего постановлениям семи Вселенских соборов никакой новый собор ввести не может, не имеет на это права, как бы ни хотелось это современным модернистам, замышляющим созвать VIII Вселенский собор для каких-то обновленческих "реформ" в Церкви. Всякий такой собор, который осмелился бы покуситься на постановления семи Вселенских соборов, отменить или видоизменить их, в согласии с "духом времени", будет не "вселенским", а новым "разбойничьим собором", ни для кого из христиан православных не обязательным.

В какой-то степени это так не только для догматических вероопределений Вселенских соборов, но и для канонических правил, выработанных на соборах, по крайней мере, для тех из них, которые не имели временного, чисто формального значения, а касаются самых основ административного устройства и управления Церкви и религиозно-нравственной жизни священнослужителей и верующих мирян.

Кроме догматических вероопределений, почти все Вселенские соборы оставили после себя и эти, так называемые, "каноны", или канонические правила, коими обязана руководиться как вся церковная иерархия, так и отдельные верующие в своей личной и церковной жизни.

I Вселенский собор в Никее в 325 году оставил нам 20 правил:

Правило первое запрещает принимать в клир лиц, которые сами себя оскопили;

Правило второе запрещает производить в священные степени новообращенных;

Правило третье запрещает священнослужителям иметь у себя в доме женщину, которая не является близкой родственницей;

Правило четвертое гласит, что епископы должны избираться епископами данной области и утверждаться митрополитом;

Правило пятое запрещает епископу принимать в общение лиц, отлученных другим епископом и повелевает дважды в год созывать соборы епископов;

Правило шестое подтверждает высшую власть некоторых епископов над другими епископами и запрещает поставлять епископа без соизволения митрополита и общего избрания;

Правило седьмое возвышает иерусалимского епископа на степень митрополита;

Правило восьмое законополагает о присоединении к Церкви еретиков и запрещает быть двум епископам в одном городе;

Правило девятое запрещает допускать к священнослужению лиц порочных;

Правило десятое заповедует извергать из священного чина падших;

Правило одиннадцатое говорит о способе покаяния отступивших от веры;

Правило двенадцатое говорит также об образе покаяния другого вида падших;

Правило тринадцатое повелевает напутствовать Св. Тайнами каждого умирающего;

Правило четырнадцатое устанавливает образ покаяния для отпадших от веры оглашенных;

Правило пятнадцатое воспрещает епископам и клирикам самовольно переходитьиз града во град ;

Правило шестнадцатое предписывает не принимать в общение клириков, которые самовольно удаляются от собственной церкви;

Правило семнадцатое воспрещает клирикам заниматься ростовщичеством;

Правило восемнадцатое воспрещает дьяконам преподавать св. Дары пресвитерам, причащаться прежде епископов и сидеть между пресвитерами;

Правило девятнадцатое говорит о "павлианах", что они, в случае их обращения, должны быть вновь крестимы, а клирики перерукополагаемы;

Правило двадцатое запрещает преклонять колена в день воскресный и во дни Пятидесятницы.

II Вселенский собор в Константинополе в 381 году оставил после
себя всего семь правил:

Правило первое подтверждает Символ Веры, составленный на I Вселенском соборе и анафематствует всякую ересь;

Правило второе запрещает епископам простирать свою власть "за пределами своей области", вмешиваться в дела чужой епархии и устанавливает 5 церковных округов на Востоке;

Правило третье дает Константинопольскому епископу "преимущество чести по Римском епископе";

Правило четвертое осуждает Максима Киника и "произведенное им безчиние";

Правило пятое принимает "исповедающих Едино Божество Отца и Сына и Святого Духа";

Правило шестое повелевает "не без исследования" принимать обвинения на правителей Церкви;

Правило седьмое указывает на правила принятия кающихся еретиков.

III Вселенский собор, состоявшийся в Ефесе в 431 году, оставил
восемь правил:

Правила — первое, второе, третье, четвертое, пятое и шестое — все касаются отлучения от Церкви еретика Нестория и его сторонников;

Правило седьмое запрещает слагать какой-либо новый Символ Веры;

Правило восьмое запрещает епископам "простирать свою власть на иную епархию, которая прежде и сначала не была под рукою его" и освобождает кипрских епископов от зависимости Антиохийского патриарха.

IV Вселенский собор, созванный в Халкидоне в 451 году, оставил после себя 30 правил. Из этих правил:

Правило первое подтверждает необходимость соблюдать все, что было постановлено на прежних соборах;

Правило второе карает низвержением симонию, или поставление в церковные степени за деньги;

Правило третье воспрещает епископам, клирикам и монашествующим "ради гнусного прибытка" заниматься "мирскими делами";

Правило четвертое запрещает монахам безчинное жительство;

Правило пятое подтверждает запрет епископам или клирикам "преходить из града во град";

Правило шестое запрещает рукополагать клириков без определенного назначения;

Правило седьмое запрещает клирикам и монахам, под угрозой анафемы, "вступать в воинскую службу или в мирской чин";

Правило восьмое повелевает клирикам пребывать "под властью епископов каждого града";

Правило девятое запрещает клирикам судиться в светских судилищах;

Правило десятое воспрещает клирику числиться одновременно в двух церквах;

Правило одиннадцатое говорит о грамотах, выдаваемых убогим;

Правило двенадцатое запрещает епископам в церковных делах обращаться к гражданским властям;

Правило тринадцатое запрещает служить клирикам в чужой епархии без представительной грамоты своего епископа;

Правило четырнадцатое запрещает чтецам и певцам вступать в брак с иноверными женами;

Правило пятнадцатое говорит о поставлении дьяконисс;

Правило шестнадцатое запрещает монашествующим и девам вступать в брак;

Правило семнадцатое определяет точные границы епархий;

Правило восемнадцатое воспрещает "составлять скопища" и "строить ковы" епископам и своим сопричетникам;

Правило девятнадцатое повторяет правило о двукратном созыве в год Собора епископов;

Правило двадцатое повторяет запрещение клирикам переходить в другую церковь;

Правило двадцать первое повелевает не принимать доноса на епископов "просто и без исследования";

Правило двадцать второе запрещает клирикам "расхищать вещи" епископа по его смерти; запрещает клирикам и монашествующим без всякого поручения от своего епископа приходить в Константинополь и жить в нем;

Правило двадцать четвертое запрещает обращать монастыри в мирские жилища;

Правило двадцать пятое запрещает оставлять кафедры епископов незамещенными больше трех месяцев;

Правило двадцать шестое повелевает епископам управлять церковным имуществом с помощью икономов;

Правило двадцать седьмое запрещает похищать жен для супружества;

Правило двадцать восьмое определяет круг судебной и административной деятельности Константинопольского патриарха и уравнивает его с папой Римским;

Правило двадцать девятое запрещает низводить епископа на пресвитерскую степень;

Правило тридцатое говорит о египетских епископах.

V Вселенский собор в Константинополе в 553 году и VI Вселенский собор в Константинополе в 680 году не оставили после себя правил, но, вместо этого, в 691 году был созван собор так наз. "Трулльский", именуемый иногда поэтому "Пято-Шестым", на котором было возмещено это опущение и составлено целых 102 правила. Из правил этого собора особенно важны:

36-е правило, которое повторяет о равноправии константинопольской и римской патриарших кафедр и указывает вообще иерархический порядок патриарших кафедр;

33-е правило осуждает обычай Армянской страны принимать в состав клира только лиц, происходящих из священнического рода;

64-е и 70-е правила запрещают мирянину и жене поучать всенародно в храме во время богослужения;

80-е правило грозит отлучением тому, кто в течение трех воскресных дней не придет в храм на богослужение;

54-е правило запрещает вступление в брак в близком родстве;

53-е правило узаконяет духовное родство восприемников с воспринимаемыми и запрещает им вступление в брак;

72-е правило запрещает смешанные браки с еретиками;

73-е правило повелевает воздавать честь животворящему Кресту Господню и запрещает начертывать изображение его на земле, дабы оно не попиралось ногами;

75-е правило требует благочинного пения в храмах;

74-е и 76-е правила запрещают в храмах и "внутри священных оград" устраивать трапезы, корчемницы или "купли производить";

77-е правило запрещает не только священнослужителям и инокам, но и "всякому христианину мирянину" мыться в бане вместе с женщинами;

83-е правило запрещает преподавать Евхаристию телам умерших;

86-е правило повелевает отлучать от Церкви тех, кто содержит блудниц;

90-е правило повторяет запрещение преклонять колена в дни воскресные, "ради чести Воскресения Христова";

91-е правило повелевает отлучать от Церкви вытравляющих плод во чреве;

100-е правило подвергает отлучению распространяющих порнографию;

102-е правило говорит о епитимиях кающихся.

VII Вселенский собор в Никее в 787 году издал двадцать два правила, из которых наиболее важные:

3-е правило, запрещающее избрание во священные степени мирскими начальниками;

4-е и 5-е правила, запрещающее симонию;

6-е правило повторяет требование о созыве ежегодных соборов епископов и запрещает мздоимство;

10-е правило повторяет запрещение клирикам оставлять свои приходы и занимать мирские должности;

11-е правило повторяет требование иметь иконома в каждой церкви и по монастырям;

12-е правило повелевает епископу и игумену иметь попечение о всех церковных вещах и ими распоряжаться, но не присваивать чего-либо самому себе в собственность, под страхом изгнания;

15-е, 16-е, 18-е и 22-е правила запрещают священнослужителям и монашествующим своекорыстие, роскошь и близкое общение с лицами женского пола;

20-е правило запрещает устройство "двойных монастырей", где бы женщины жили вместе с мужчинами, и близкое сообщение монахов с монахинями;

21-е правило запрещает монаху или монахине оставлять свой монастырь и отходить в другой без воли игумена.

Само собою должно быть понятно, что догматические вероопределения вообще не могут подвергаться никаким изменениям, а из канонических правил могут быть изменяемы лишь те, которые были изданы применительно к определенной внешней обстановке тогдашней жизни и не имеют сами по себе какого-либо абсолютного значения. Все же, что вытекает из требований религиозно-нравственного учения Евангелия и аскетического строя жизни христиан первых веков христианства, никак не может подлежать отмене. Что установили Вселенские соборы, это — голос самого Духа Святого, живущего в Церкви, по обетованию Господа Иисуса Христа, изреченному Его ученикам на Тайной Вечере: "Аз умолю Отца и иного Утешителя даст вам, да будет с вами во век" (Ин., 14, 16).

Вот в чем великое значение Вселенских соборов для нас, христиан, поскольку мы не утратили ощущения принадлежности своей к Церкви — этому таинственно-благодатному Телу Христову!