Первая страница

Интернет и мы

• Джером Джером ТРОЕ В ОДНОЙ ЛОДКЕ (отрывок из главы ХVII) 
• ЮБИЛЕЙНЫЕ ДЕСЯТЫЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ЧТЕНИЯ (2002 г.)
• Марк Твен. Как я редактировал сельскохозяйственную газету.

Раздел только формируется. Мне хотелось бы разместить здесь некоторые заметки о моем виденьи Интернета и его месте в Православии. Но пока я публикую две работы не Православных писателей и заметки о жизни Интернета. Первый отрывок из очень известной книги посвящаю счетчикам и проблемам их закрытости на некоторых известных 'Православных' сайтах, второй - конференции "Православи и Интернет", а третий  - некоторым авторам сайтов.

Джером Джером

ТРОЕ В ОДНОЙ ЛОДКЕ

(отрывок из главы ХVII) 

Они говорили, что я мог бы стать неплохим поэтом, автором бульварных романов, репортером или еще чем-нибудь в этом роде; но для того чтобы занять известное положение среди рыболовов на Темзе, требуется куда больше фантазии, выдумки и изобретательности, чем у меня.

Кое у кого сложилось впечатление, что умения бессовестно и нахально врать вполне достаточно, чтобы стать выдающимся рыболовом; это роковая ошибка. Простая, бесхитростная выдумка ничего не стоит; на нее способен любой желторотый юнец. Тщательная разработка деталей, тончайшие штрихи достоверности, убедительность и правдивость, граничащие с педантизмом, --вот признаки, по которым узнают бывалого рыболова.

Предположим, кто-нибудь войдет и скажет: "Слушайте, вчера вечером я наловил полторы сотни окуней", или: "В прошлый понедельник я вытащил пескаря весом в восемнадцать фунтов и длиною в три фута".

Это бездарно, это не имеет ничего общего с искусством. Это свидетельствует о дерзости -- и только.

Нет, уважающий себя рыболов гнушается столь грубой ложью. Его метод заслуживает внимательного изучения.

Он преспокойно входит, не снимая шляпы, выбирает себе кресло поудобнее, набивает трубку и, ни слова не говоря, начинает курить. Снисходительно выслушав похвальбу новичков и дождавшись паузы, он вынимает трубку изо рта, выколачивает золу о каминную решетку и замечает:

-- Ладно, о том, что я поймал во вторник вечером, лучше никому и не рассказывать.

-- Да почему же? -- спрашивают его.

-- Да потому, что мне все равно никто не поверит, -- спокойно отвечает он без малейшего оттенка горечи в голосе. Потом он вновь набивает трубку и заказывает хозяину тройную порцию шотландского виски со льдом.

После этого наступает молчание; никто не решается возражать столь почтенному джентльмену. Теперь он может рассказывать, не опасаясь, что его прервут.

-- Нет, -- задумчиво продолжает он, -- я бы и сам не поверил, расскажи мне кто-нибудь такую историю, но тем не менее это факт! Я сидел с полудня до вечера и абсолютно ничего не поймал; полсотни подлещиков и десятка два щучек, разумеется, в счет не идут. Я уже решил, что клев никуда не годится, и хотел бросить, как вдруг чувствую: кто-то здорово рванул лесу. Я подумал, что это опять какая-нибудь мелочь, и дернул. Пусть меня повесят, если удилище подалось хоть на дюйм! Ушло целых полчаса, -- полчаса, сэр!--пока мне удалось справиться с этой рыбиной, и каждую секунду я ожидал, что удилище переломится!
Наконец, я вытащил, и как вы думаете, кого? Осетра! Сорокафунтового осетра! Попался на крючок, сэр! Да, сэр, я понимаю ваше удивление!.. Хозяин, еще тройную шотландского, пожалуйста!

И тут он начинает расписывать, как все были поражены, и что сказала его жена, когда он пришел домой, и что подумал об этом Джо Багглз.

Я спросил хозяина одной гостиницы, не приводят ли его порой в ярость все эти рыболовные истории. Он ответил:

-- Нет, сэр, теперь уже нет. Поначалу, конечно, у меня от них глаза на лоб лезли... Господи боже, да ведь нам с хозяйкой приходится слушать их с утра до вечера. Ко всему привыкаешь, знаете ли. Ко всему привыкаешь. Знавал я одного юношу. Это был честнейший паренек: пристрастившись к рыбной ловле, он взял себе за правило никогда не преувеличивать свой улов больше чем на двадцать пять процентов.

-- Когда я поймаю сорок штук, -- говорил он, -- я буду всем рассказывать, что поймал пятьдесят, и так далее. Но сверх того, -- говорил он, -- я лгать не стану, потому что лгать грешно.

Однако двадцати пяти процентов было явно недостаточно. Ему никак не удавалось держаться в этих пределах. Действительно, самый большой его улов выражался цифрой три, а добавить к трем двадцать пять процентов нет никакой возможности, во всяком случае, когда дело касается рыбы.

Ему пришлось повысить процент до тридцати трех с третью, но и этого не хватало, если удалось поймать только одну или две рыбки. Тогда, чтобы упростить дело, он решил удваивать количество.

В течение двух месяцев он действовал по этой системе, но потом разочаровался и в ней. Никто не верил, что он преувеличивает улов только в два раза, и его репутация вконец испортилась, поскольку такая умеренность ставила его в невыгодное положение среди других рыболовов. Поймав три маленькие рыбешки и уверяя всех, что поймал шесть, он испытывал жгучую зависть к человеку, который заведомо выловил всего одну, а рассказывал направо и налево, что выудил два десятка.

В конце концов он заключил с самим собою соглашение, которое свято соблюдал; оно состояло в том что каждая пойманная рыбка считалась за десяток, и еще десяток прибавлялся для почина. Например, если ему не удавалось вообще ничего поймать, он говорил, что выудил десяток. Десяток -- это был наименьший улов, возможный при такой системе; это был ее, так сказать, фундамент. А дальше, если моему пареньку и в самом деле удавалось случайно подцепить одну рыбку, он считал ее за двадцать, две рыбки сходили за тридцать, три--за сорок и так далее.

Система эта была настолько проста и удобна, что пошли разговоры о том, не следует ля принять ее для всей рыболовной братии. Действительно, года два назад Комитет ассоциации рыболовов на Темзе рекомендовал ее повсеместное применение, но старейшие члены ассоциации воспротивились этому. Они сказали, что идея недурна, но множитель следует удвоить и каждую рыбу считать за двадцать.

Если у вас найдется свободный вечерок, советую вам забраться в какую-нибудь маленькую прибрежную гостиницу и облюбовать себе местечко в баре. Вы непременно встретите там двух-трех закоренелых удильщиков, которые, потягивая пунш, заставят вас проглотить за полчаса такую порцию рыболовных историй, что у вас потом целый месяц будет пучить живот!

На второй день пребывания в Стритли мы с Джорджем и собакой, покинутые на произвол судьбы (Гаррис запропастился неведомо куда; среди дня он вышел побриться, потом вернулся, потом ровно сорок минут начищал свои башмаки, и больше мы его не видели), так вот, мы с Джорджем и собакой прогулялись вечерком в Уоллингфорд, а на обратном пути забрели в маленькую прибрежную гостиницу, чтобы отдохнуть, закусить и прочее.

Мы вошли в общую комнату и уселись. Там был какой-то старик, куривший длинную глиняную трубку, и мы, конечно, начали беседовать.

Он сообщил нам, что сегодня был славный денек, а мы сообщили ему, что вчера был славный денек. а потом мы все трое сообщили друг другу, то, вероятно, и завтра будет славный денек; Джордж еще сказал, что урожай, кажется, будет отличный.

После этого каким-то образом выяснилось, что мы здесь проездом и завтра утром двинемся дальше. Затем беседа прервалась и наступила пауза, во время которой наши глаза рассеянно блуждали по комнате. В конце концов они остановились на пыльном, древнем стеклянном шкафчике, повешенном высоко над каминной полкой. В нем красовалось чучело форели. Эта форель просто загипнотизировала меня: она была чудовищной величины. По совести говоря, я сперва подумал, что это треска.

-- А!--сказал джентльмен, проследив направление моего взгляда.--Славная штучка, не правда ли?

-- Совершенно необыкновенная, -- пробормотал я, а Джордж спросил старика, сколько она, по его мнению, весит.

-- Восемнадцать фунтов и шесть унций, -- ответил наш приятель, поднимаясь и снимая с вешалки свой плащ. -- Да, --продолжал он, --третьего числа будущего месяца стукнет шестнадцать лет с того дня, как я вытащил эту рыбу. Я поймал ее на малька, чуть пониже моста. Люди рассказали мне, что она завелась у нас в реке, а я и говорю: я должен ее поймать! И поймал ведь! Пожалуй, в наше время не много вы найдете таких крупных форелей. Спокойной ночи, джентльмены, спокойной ночи!

Тут он вышел, и мы остались одни.

После этого мы глаз не могли оторвать от форели. Это была действительно замечательная форель. Мы все еще смотрели на нее, когда у гостиницы остановилась повозка. Спустя некоторое время возчик вошел в комнату с кружкой пива в руке и тоже засмотрелся на рыбу.

-- Здоровенная форель, а? -- сказал Джордж, обращаясь к нему.

-- Что и говорить, сэр, не маленькая, --ответил возчик; потом он отхлебнул пива и спросил:--Может, вас здесь не было, сэр, когда ее поймали?

-- Нет, не было, -- сказали мы -- Мы приезжие.

-- Ах, вот как, --сказал возчик, --тогда, конечно, это случилось не при вас. Я поймал эту форель лет пять назад.

-- Так, значит, это вы ее поймали? -- сказал я.

-- Да, сэр, --ответил наш общительный собеседник, -- я поймал ее как-то в пятницу днем, малость пониже шлюза, а лучше сказать, пониже того места, где тогда был шлюз; и ведь поймал-то просто на муху, вот здорово! Я собирался наловить щучек, форель мне и в голову не приходила, будь я проклят, так что, когда я увидел у себя на крючке эту громадину, я, черт побери, чуть не окочурился. Ведь в ней как-никак двадцать шесть фунтов! Спокойной ночи, джентльмены, спокойной ночи!

Спустя несколько минут пришел третий посетитель и описал, как он поймал эту форель ранним утром на уклейку. Затем он ушел, а на смену ему явился флегматичный джентльмен средних лет, который с важным видом уселся у окна.

Сперва все молчали. Потом Джордж повернулся к вновь прибывшему и сказал:

-- Прошу прощения, сэр, и надеюсь, что вы извините нашу смелость, но мой друг и я совсем чужие в этих местах и были бы весьма признательны, если бы вы рассказали нам, как вам удалось поймать эту форель.

-- А кто вам сказал, что эту форель поймал я? --удивился посетитель.

Мы ответили, что никто не говорил, но мы инстинктивно почувствовали, что это дело его рук.

-- Вот уж это действительно поразительный случай, --рассмеялся флегматичный джентльмен, -- совершенно поразительный, так как вы попали в самую точку! Действительно, ее поймал я. Подумать только! Как вы угадали? Нет, это совершенно поразительно!

Он совсем разошелся и рассказал нам, как потратил полчаса, чтобы вытащить эту форель, и как у него сломалось удилище. Он сообщил нам, что, придя домой, тщательно взвесил ее, и она потянула тридцать четыре фунта.

Потом и он, в свою очередь, ушел, а к нам заглянул хозяин гостиницы. Мы передали ему все варианты рассказа о поимке форели. Он был в полном восторге, и мы хохотали до упаду.

-- Выходит, Джим Бейтс, и Джо Магглз, и мистер Джонс, и старина Билли Мондерс уверяли рас, что это они поймали форель?

Ха-ха-ха!.. Вот здорово!..--потешался наш добрейший хозяин.--Да доведись любому из них поймать такую рыбину, разве он отдал бы ее мне, чтобы украсить мою гостиную? Как бы не так! Ха-ха-ха!!

И тут он рассказал нам подлинную историю этой форели. Оказывается, поймал ее он сам, много лет тому назад, когда был совсем еще молодым пареньком. Для этого не потребовалось никакого искусства, -- ему просто повезло, как везет иной раз мальчугану, который, соблазнившись солнечным днем, убегает из школы, чтобы посидеть на берегу с удочкой, сделанной из обрывка бечевки, привязанного к концу длинного прута.

Он рассказал нам, как притащил эту форель домой, и как она спасла его от заслуженной порки, и как сам учитель признал, что она стоит всех четырех действий арифметики с тройным правилом в придачу.

Тут его зачем-то вызвали из комнаты, а мы с Джорджем уставились на необыкновенную рыбу.

Это была воистину поразительная форель. Чем больше мы на нее смотрели, тем больше восхищались.

Джордж был так пленен ею, что взобрался на спинку стула, чтобы получше рассмотреть это чудо.

И вдруг стул пошатнулся; Джордж, чтобы удержаться, судорожно уцепился за шкафчик с форелью, шкафчик с грохотом полетел на пол, а за ним последовал и Джордж вместе со стулом.

-- Рыба цела?--в ужасе вскричал я, бросаясь к нему.

-- Надеюсь, что да, -- ответил Джордж, осторожно поднимаясь на ноги и осматриваясь.

Но он ошибся. Форель лежала на полу, разбитая на тысячу кусков, -- я сказал тысячу, но, возможно, их было только девятьсот. Я не считал. 

Нам показалось весьма странным и непонятным, как чучело форели могло разлететься на такие мелкие куски.

Это и впрямь было бы весьма странно и непонятно, будь перед нами действительно чучело. Но чучела не было.

Форель была гипсовая.

ЮБИЛЕЙНЫЕ ДЕСЯТЫЕ
РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ЧТЕНИЯ

2002 год

Господам из воскресенья хотел бы напомнить об нарушение права на обнародование, публичное исполнение и воспроизведение. (закон "ОБ АВТОРСКОМ ПРАВЕ И СМЕЖНЫХ ПРАВАХ" (в ред. Федерального закона от 19.07.95 N 110-ФЗ Раздел II. Статья 15)

Я РАЗРЕШЕНИЕ НЕ ДАВАЛ И ИМ ДАВАТЬ НЕ БУДУ.

Круглый стол "Православный ИНТЕРНЕТ" - прошел ...

Ото ж какие башли можно поиметь если всех построить! (из письма)

под эгидой воскресенья.ru и  Ананьева Бориса Владимировича (руководитель направления информационных технологий Отдела религиозного образования и катехизации РПЦ)
Место проведения: Союз писателей России, Комсомольский пр-т. 13

Был я там.

Здание союза писателей хорошее (только много околофашистской литературы продается  в киоске внутри здания) 

Проведен "круглый стол" (и почему круглый ?) ужасно.

Воскресенья.ru - забавный узел. Всех, кто не пляшет под их дудку, они называют кочетковцами (это про меня и про некоторых других авторов сайтов. Хотя я заявил обратное). В письмах (частных) очень смелы на оскорбления. Единственный путь спасения России - это бить всех, кто высказывает мнение, отличное от их мнения.

Организация (коя скорее всего юридически является продолжателем "светлого" дела союза писателей СССР, который бил многих и писал доносы на Православных писателей) стала  в нашем многонациональном государстве  чисто Православной и проводящей свои мероприятия в лучших традициях верной дочерью партии - комсомола, вызывает жалость и какие-то более плохие чувства...

Как легко загубить хорошее дело(секция православие и интернет) и как его будет трудно восстановить.

Хотя я допускаю, что кто-то это делает специально.

Противно...

Остается только  сожалеть о выборе такого руководителя отдела  религиозного образования и катехизации РПЦ и такого места для конференции.

Пишите и Вы свои отзывы о данном круглом столе:  avtor@spasi.ru 

Поздравляю господ из воскресенья.ru с враньем. (10.02 обнаружил  новую публикацию на их узелке)
Года три назад кто-то из города Киева размещал в инт. работу бывших сотрудников спец. служб сего города. Я помню, что в этой работе говорилось, что врать нельзя на 100 % - не поверят. Надо искажать тексты выступлений не более, чем процентов на 10-20. Что и сделали эти господа-товарищи из русского воскресенья (названого в честь всенародного выходного дня совков). Хочу тоже отметить, что из РУССКОГО. (А куда православному татарину (калмыку, украинцу, поляку, финну и т.д.) податься!? И многие участники встречи наверное и не знали, в какую грязь окунулись по адресу Москва, Комсомольский дом 13.  - из письма)

Хорошо, что дали цитату из КНИГИ НОВОГО ЗАВЕТА ОТ МАРКА (15.16):

И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари

Интересно: запись речи без разрешения автора и без любого уведомления  допускается нашими законами? Это является нарушением права на обнародование, публичное исполнение и воспроизведение.
Я РАЗРЕШЕНИЕ НЕ ДАВАЛ

Николай Ардабьевский

некоторые отзывы из писем:

 А, впрочем, какой там уж отзыв. Все ясно.
Зачем людям верующим ходить на такие мероприятия понять могу: Не к здоровому зовут врача. Спорить, наверное, тоже есть смысл, исходя из того же изречения.
К сожалению, некоторые в этот союз вступают: а вот это уже ничем не оправданная роскошь. Короче, читать "союзников" скучно, писать они могут только лозунги. А значит и не писатели они, как бы не дулись друг перед другом.
А зачем РПЦ? Ну, а где же ей быть? Разве не за коммунистов с амвона во время проповеди агитировал о. Дудко? Разве не он назвал т. Зюганова "апостолом Павлом нашего времени"? Чего ж после этого отзываться. Скучно...

С уважением,С... ..

Прочел Ваш отзыв о круглом столе в рассылке Хорошо, что меня там не было. А хотелось поехать, пообщаться с коллегами по Сети. Теперь уже не жалею. Тоже попал бы в "кочетковцы" ;)
Надо делать то, что считаешь нужным.
У нас в Церкви вообще странно. Вот, скажем об ИНН столько уже листовок везде ходило и ходит - это же колоссальные средства угроханы! Это явно кому-то на руку

С любовью во Христе, священник А... ...

Добрый вечер !
Прошу прощение за беспокойство. Мне понравилось Ваше выступление на круглом столе. Я не дождался до конца, так как кроме  собственно лиц стоящих за  "экраном" сайтов на которых приходится бывать ничего нового не приобрел.........

С уважением священник К.

Это письмо не мне, но размещу.

Здравствуйте!
Я Вам пишу по поводу Интернет-секции 10 общеобразовательных Рождественских Чтений.

Я жалею, что там не был. Никто ведь не приглашал...

Рекомендую Вам зайти на сайт http://www.spasi.ru/me/rch.htm и внимательно прочесть ряд отзывов.

Это очень грустно. Ничего удивительно нет. Ведь какова реальная ситуация в отделе религиозного образования и катехизации РПЦ? Разве Вам не известно, что все адекватные люди оттуда давно ушли?

А то, что теперешнее руководство (точнее руководитель) в союзе с писателями думает, что сможет подмять под себя православный интернет... Не умные они люди. Я бы даже сказал, что они ничего в технике не понимающие. Ведь это технически невозможно. А слюни-то текут! Ото ж какие башли можно поиметь если всех построить!

А писатели погрязли в имущественных дрязгах (в дележке советского наследства), пытаются создать себе кормушку при власти (как это уже было - "мы споем, а Вы нас покормите") не понимая, что такая совковая
плесень России уже не нужна. Вот теперь они, эксплуатируя Русскую идею, полезли в интернет. Ведь их Воскресение-то "Русское"! А куда православному татарину (калмыку, украинцу, поляку, финну и т.д.) податься!? И многие участники встречи наверное и не знали, в какую грязь окунулись по адресу Москва, Комсомольский дом 13. Ох как же многие хотят попользовать Православие для своей корысти... Но ладно,
сегодня не об этом...

В общем из всех, кто был на секции, наиболее интересны Дятлов, Малышев, Бучирин и некоторые другие технари. Четко отчитались о проделанной работе, наметили планы на будущее, поговорили на тему. В
этом можно убедиться читая тексты их выступлений на Воскресение. Дятлов даже пытался затеять дискуссию о технике, поговорить о проблемах. Наивный! Он не знал, что игра шла в одни ворота. Я еще
удивляюсь, как он стерпел тот бред, что несли некоторые...

В общем еще раз стало ясно - народ сам по себе, шишки сами по себе. И им надо по капле выдавливать из себя совок. Иначе скоро они будут руководить только сами собой. И самое неприятное - они никого ничему
не смогут научить кроме как искусству склоки.

 С уважением,  Александр П.

и т.п. и т.д. ...

А будут ли отзывы любителей воскресенья.ru и Ананьева? Интересно .... Поймал себя на нехорошем желании написать вра.... . ru

Наконец получил и ответ от воскресенья.ru.

Марк Твен.
Как я редактировал сельскохозяйственную газету.

Не без опасения взялся я временно редактировать сельскохозяйственную газету. Совершенно так же, как простой смертный, не моряк, взялся бы командовать кораблем. Но я был в стесненных обстоятельствах, и жалованье мне очень пригодилось бы. Редактор уезжал в отпуск, я согласился на предложенные им условия и занял его место.

Чувство, что я опять работаю, доставляло мне такое наслаждение, что я всю неделю трудился не покладая рук. Мм сдали номер в печать, и я едва мог дождаться следующего дня — так мне не терпелось узнать, какое впечатление произведут мои труды на читателя. Когда я уходил из редакции под вечер, мальчишки и взрослые, стоявшие у крыльца, рассыпались кто куда, уступая мне дорогу, и я услышал, как один из них сказал: «Это он!» Вполне естественно, я был польщен. Наутро, идя в редакцию, я увидел у крыльца такую же кучку зрителей, а кроме того, люди парами и поодиночке стояли на мостовой и на противоположном тротуаре и с любопытством глядели на меня. Толпа отхлынула назад и расступилась передо мной, а один из зрителей сказал довольно громко: «Смотрите, какие у него глаза!» Я сделал вид, что не замечаю всеобщего внимания, но втайне был польщен и даже решил написать об этом своей тетушке.

Я поднялся на невысокое крыльцо и, подходя к двери, услышал веселые голоса и раскаты хохота. Открыв дверь, я мельком увидел двух молодых людей, судя по одежде — фермеров, которые при моем появлении побледнели и разинули рты. Оба они с грохотом выскочили в окно, разбив стекла. Меня это удивило.

Приблизительно через полчаса вошел какой-то почтенный старец с длинной развевающейся бородой и благообразным, но довольно суровым лицом. Я пригласил его садиться. По-видимому, он был чем-то расстроен. Сняв шляпу и поставив ее на пол, он извлек из кармана красный шелковый платок и последний номер нашей газеты.

Он разложил газету на коленях и, протирая очки платком, спросил:

— Это вы и есть новый редактор?

Я сказал, что да.

— Вы когда-нибудь редактировали сельскохозяйственную газету?

— Нет,— сказал я,— это мой первый опыт.

— Я так и думал. А сельским хозяйством вы когда-нибудь занимались?

— Н-нет, сколько помню, не занимался.

— Я это почему-то предчувствовал,— сказал почтенный старец, надевая очки и довольно строго взглядывая на меня поверх очков. Он сложил газету поудобнее. — Я желал бы прочитать вам строки, которые внушили мне такое предчувствие. Вот эту самую передовицу. Послушайте и скажите, вы ли это написали?

«Брюкву не следует рвать руками, от этого она портится. Лучше послать мальчика, чтобы он залез на дерево и осторожно потряс его».

Ну-с, что вы об этом думаете? Ведь это вы написали, насколько мне известно?

— Что думаю? Я думаю, что это неплохо. Думаю, это не лишено смысла. Нет никакого сомнения, что в одном только нашем округе целые миллионы бушелей брюквы пропадают из-за того, что ее рвут недозрелой, а если бы послали мальчика потрясти дерево…

— Потрясите вашу бабушку! Брюква не растет на дереве!

— Ах, вот как, не растет? Ну а кто же говорил, что растет? Это надо понимать в переносном смысле, исключительно в переносном. Всякий, кто хоть сколько-нибудь смыслит в деле, поймет, что я хотел сказать «потрясти куст».

Тут почтенный старец вскочил с места, разорвал газету на мелкие клочки, растоптал ногами, разбил палкой несколько предметов, крикнул, что я смыслю в сельском хозяйстве но больше коровы, и выбежал из редакции, сильно хлопнув дверью. Вообще он вел себя так, что мне показалось, будто он чем-то недоволен. Но, не зная, в чем дело, я, разумеется, не мог ему помочь.

Вскоре после этого в редакцию ворвался длинный, похожий на мертвеца субъект с жидкими космами волос, висящими до плеч, с недельной щетиной на всех горах и долинах его физиономии, и замер на пороге, приложив палец к губам. Наклонившись всем телом вперед, он словно прислушивался к чему-то. Но слышно было ни звука. Но он все-таки прислушивался. Ни звука. Тогда он повернул ключ в замочной скважине, осторожно ступая, на цыпочках подошел ко мне, остановился несколько поодаль и долго всматривался мне в лицо с живейшим интересом, потом извлек из кармана сложенный вчетверо помер моей газеты и сказал:

— Вот, вы это написали. Прочтите мне вслух, скорее! Облегчите мои страдания. Я изнемогаю.

Я прочел нижеследующие строки, и, по мере того как слова срывались с моих губ, страдальцу становилось все легче. Я видел, как скорбные морщины на его лице постепенно разглаживались, тревожное выражение исчезало, и наконец его черты озарились миром и спокойствием, как озаряется кротким сиянием луны унылый пейзаж.

«Гуано — ценная птица, но ее разведение требует больших хлопот. Ее следует ввозить не раньше июня и по позже сентября. Зимой ее нужно держать в тепле, чтобы она могла высиживать птенцов».

«По-видимому, в этом году следует ожидать позднего урожая зерновых. Поэтому фермерам лучше приступить к высаживанию кукурузных початков и посеву гречневых блинов в июле, а не в августе».

«О тыкве. Эта ягода является любимым лакомством жителей Новой Англии; они предпочитают ее крыжовнику для начинки пирогов и используют вместо малины для откорма скота, так как она более питательна, не уступая в то же время малине по вкусу. Тыква — единственная съедобная разновидность семейства апельсиновых, произрастающая на севере, если но считать гороха и двух-трех сортов дыни. Однако обычай сажать тыкву перед домом в качестве декоративного растения выходит из моды, так как теперь всеми признано, что она дает мало тени».

«В настоящее время, когда близится жаркая пора и гусаки начинают метать икру…»

Взволнованный слушатель подскочил ко мне, пожал мне руку и сказал:

— Будет, будет, этого довольно. Теперь я знаю, что я в своем уме: вы прочли так же, как прочел и я сам, слово в слово. А сегодня утром, сударь, впервые увидев вашу газету, я сказал себе: «Я никогда не верил этому прежде, хотя друзья и не выпускали меня из-под надзора, но теперь знаю: я не в своем уме». После этого я испустил дикий вопль, так что слышно было за две мили, и побежал убить кого-нибудь: все равно, раз я сумасшедший, до этого дошло бы рано или поздно, так уж лучше не откладывать. Я перечел один абзац из вашей статьи, чтобы убедиться наверняка, что я не в своем уме, потом поджег свой дом и убежал. По дороге я изувечил нескольких человек, а одного загнал на дерево, чтоб он был под рукой, когда понадобится. Но, проходя мимо вашей редакции, я решил все-таки зайти и проверить себя еще раз; теперь я проверил, и это просто счастье для того бедняги, который сидит на дереве. Я бы его непременно убил, возвращаясь домой. Прощайте, сударь, всего хорошего, вы сняли тяжкое бремя с моей души. Если мой рассудок выдержал ваши сельскохозяйственные статьи, то ему уже ничто повредить не может. Прощайте, всего наилучшего.

Меня несколько встревожили увечья и поджоги, которыми развлекался этот субъект, тем более что я чувствовал себя до известной степени причастным к делу. Но я недолго об этом раздумывал — в комнату вошел редактор! (Я подумал про себя: «Вот если б ты уехал в Египет, как я тебе советовал, у меня еще была бы возможность показать, на что я способен. Но ты не пожелал и вернулся. Ничего другого от тебя я и не ожидал».)

Вид у редактора был грустный, унылый и расстроенный.

Он долго обозревал разгром, произведенный старым скандалистом и молодыми фермерами, потом сказал:

— Печально, очень печально. Разбиты бутылка с клеем, шесть оконных стекол, плевательница и два подсвечника. Но это еще не самое худшее. Погибла репутация газеты, и боюсь, что навсегда. Правда, на нашу газету никогда еще не было такого спроса, она никогда не расходилась в таком количестве экземпляров и никогда не пользовалась таким успехом, но кому же охота прослыть свихнувшимся и наживаться на собственном слабоумии? Друг мой, даю вам слово честного человека, что улица полна парода, люди сидят даже на заборах, дожидаясь случая хотя бы одним глазком взглянуть на вас; а все потому, что считают вас сумасшедшим. И они имеют на это право — после того как прочли ваши статьи. Эти статьи — позор для журналистики. И с чего вам взбрело в голову, будто вы можете редактировать сельскохозяйственную газету? Вы, как видно, не знаете даже азбуки сельского хозяйства. Вы не отличаете бороны от борозды; коровы у вас теряют оперение; вы рекомендуете приручать хорьков, так как эти животные отличаются веселым нравом и превосходно ловят крыс! Вы пишете, что устрицы ведут себя спокойно, пока играет музыка. Но это замечание излишне, совершенно излишне. Устрицы всегда спокойны. Их ничто не может вывести из равновесия. Устрицы ровно ничего не смыслят в музыке. О, гром и молния! Если бы вы поставили целью всей вашей жизни совершенствоваться в невежестве, вы бы не могли отличиться больше, чем сегодня. Я никогда ничего подобного не видывал. Одно ваше сообщение, что конский каштан быстро завоевывает рынок как предмет сбыта, способно навеки погубить газету. Я требую, чтобы вы немедленно ушли из редакции. Мне больше не нужен отпуск — я все равно ни под каким видом не мог бы им пользоваться, пока вы сидите на моем месте. Я все время дрожал бы от страха при мысли о том, что именно вы посоветуете читателю в следующем номере газеты. У меня темнеет в глазах, как только вспомню, что вы писали об устричных садках под заголовком «Декоративное садоводство». Я требую, чтобы вы ушли немедленно! Мой отпуск кончен. Почему вы не сказали мне сразу, что ровно ничего не смыслите в сельском хозяйстве?

— Почему не сказал вам, гороховый стручок, капустная кочерыжка, тыквин сын? Первый раз слышу такую глупость. Вот что я вам скажу: я четырнадцать лет работаю редактором и первый раз слышу, что человек должен что-то знать для того, чтобы редактировать газету. Брюква вы этакая! Кто пишет театральные рецензии в захудалых газетках? Бывшие сапожники и недоучившиеся аптекари, которые смыслят в актерской игре ровно столько же, сколько я в сельском хозяйстве. Кто пишет отзывы о книгах? Люди, которые сами не написали ни одной книги. Кто стряпает тяжеловесные передовицы по финансовым вопросам? Люди, у которых никогда не было гроша в кармане. Кто пишет о битвах с индейцами? Господа, не отличающие вигвама от вампума, которым никогда в жизни не приходилось бежать опрометью, спасаясь от томагавка, или выдергивать стрелы из тел своих родичей, чтобы развести на привале костер. Кто пишет проникновенные воззвания насчет трезвости и громче всех вопит о вреде пьянства? Люди, которые протрезвятся только в гробу. Кто редактирует сельскохозяйственную газету? Разве такие корнеплоды, как вы? Нет, чаще всего неудачники, которым не повезло по части поэзии, бульварных романов в желтых обложках, сенсационных мелодрам, хроники и которые остановились на сельском хозяйстве, усмотрев в нем временное пристанище на пути к дому призрения. Вы мне что-то толкуете о газетном деле? Мне оно известно от Альфы до Омахи, и я вам говорю, что чем меньше человек знает, тем больше он шумит и тем больше получает жалованья. Видит бог, будь я круглым невеждой и наглецом, а не скромным образованным человеком, я бы завоевал себе известность в этом холодном, бесчувственном мире. Я ухожу, сэр. Вы так со мной обращаетесь, что я даже рад уйти. Но я выполнил свой долг. Насколько мог, я исполнил все, что полагалось по нашему договору. Я сказал, что сделаю вашу газету интересной для всех слоев общества,— и сделал. Я сказал, что увеличу тираж до двадцати тысяч экземпляров,— и увеличил бы, будь в моем распоряжении еще две недели. И я дал бы вам самый избранный круг читателей, какой был когда-либо у сельскохозяйственной газеты,— ни одного фермера, ни одного человека, который мог бы отличить дынный куст от персиковой лозы даже ради спасения собственной жизни. Вы теряете от нашего разрыва, а не я. Прощайте, арбузное дерево!

И я ушел.

---

---

---

Мы рады любым замечаниям, пожеланиям, информации

Пишите

Н.Ардабьевский